На какое-то мгновение смолкла зенитная пальба. Солдаты высунулись из укрытий, чтобы взглянуть на летящего в реку аса. В шуме огня, в гуле летящих самолетов они услышали отчаянный, нечеловеческий крик, который оборвала горящая река. Вслед за криком суровая команда:
— По ведущему — огонь!
Горела Волга, оседали под взрывами бомб дома, врезались в землю самолеты, Казалось, все живое должно быть сметено с лица земли. Но нет, зарывшись в землю, жили солдаты. И пока они жили, враги не могли прорваться к Волге, не могли считать себя победителями. Кончилась бомбежка, умолкли зенитки, все отчетливее слышался загородный бои. Володя повернул к заводу.
На минном поле
Идут за городом бои. Над городом тоже бои. Истребители то и дело вступают в драку с бомбардировщиками, которые пытаются прорваться к заводу. Рабочие сдают танкистам одну машину за другой.
Танкисты садятся в танки и, выжимая из них все, на что они способны, несутся к Красным казармам. Там дадут им боеприпасы, там получат приказ, где защищать город.
Немцы просочились к Вишневой балке. Вражеские танки угрожают тракторному заводу со стороны Орловки.
И вот он, приказ:
«Выбить немцев из Орловки!»
Рота Володи Хазова вступает в бой.
Трудные бои были в Задонье, но здесь трудней. Там леса и степи, простор, свобода: придумывай, хитри, обманывай врага. Здесь же тесно, враг навязывает бои. Не схитришь, не сделаешь засаду. В ответ на атаку — контратака.
Отбили немцев от Орловки. Они стали угрожать Мамаеву кургану. И новый приказ: «Отстоять высоту!»
После боев под Орловкой Володя стал командовать танковым батальоном.
Командовать. Это не точное слово. Он стал водить и бой танковый батальон. После каждого сражения подступы к Мамаеву кургану загромождались сгоревшими вражескими танками.
Загорался и комбатовский танк. Тушили и снова бросались в бой. В одном бою снарядом сорвало башню. Танкостроители поставили новую, и опять комбат впереди.
Казалось, что не будет конца атакам, что нескончаемое множество танков у врага. Но это казалось со стороны. Сами-то немцы видели, как поредели их колонны, и поняли: не взять курган ослабевшими силами. Надо подкрепиться.
Отступили. Но чтобы не напали на них, оставили позади себя минное поле.
Было над чем задуматься нашим командирам. Добивать нужно врага, пока он не пришел в себя. Но как пройти? Впереди минное поле. Подорвутся бойцы. Надо разминировать. А как?
Это могут сделать минеры. Но они сделают не скоро. А долго ждать нельзя.
Комбат сказал своему экипажу:
— Ждать долго нельзя. Готовьте машину для разминирования. Пройдемся по полю, и заодно я посмотрю, что делают немцы.
Денисов зорко смотрит вперед. Замечает свежие земляные бугорки, притрушенные уже высохшей полынью, и легонько трогает фрикцион. Танк послушно идет на бугорок. Под гусеницей слышится легкий толчок, грохот взорвавшейся мины, визг осколков, отлетающих рикошетом от брони. И вдруг…
Минный взрыв потряс машину. Кажется, она поднялась несколько на воздух.
— Приехали, — сказал Денисов, выключив скорость.
— На противотанковую нарвались, — догадался Хазов и открыл люк.
Пулеметная очередь дробно простучала по броне, едва командир высунулся из верхнего люка. Денисов открыл нижний. Посмотрел вниз, присвистнув, сказал командиру:
— Теперь вволю наглядимся, что немцы делают. Есть повреждение?
— Разули нас основательно.
— Что ж, будем обуваться. Машину не бросим.
Это случилось в один из августовских дней. Из степей Казахстана дул жаркий суховей. Над землей Сталинграда висело горячее солнце. Трава пожухла, скрутилась. Даже терпеливая полынь опустила свои седые космы к земле.
Танкисты изнемогали от жары, обливались потом. Но бодрились, даже шутили. Гриша, вытирая платком шею, говорил:
— Эта банька почище нашей уральской.
— Соскучился? — спросил Володя.
— Давно мечтаю о ней.
— Немцам говори спасибо, — засмеялся Алеша Ковтун. — Позаботились.
— Ты обижаешь Денисова, — возразил Гриша. — Ему нужно говорить спасибо. Он же нашел мину.
По броне то и дело стучали пули. Они всякий раз напоминали, что выходить нельзя. Танкисты терпеливо ждали вечера.