Жара спала не сразу. Земля еще дышала горячим, горьким от полыни воздухом. Но облегчение принесла темнота. Танкисты вышли из машины. Посчитали целые траки, узнали, сколько недостает. Работы много. За ночь не управиться. Хорошо, если немцы не вздумают наступать.
Володя распределил обязанности:
— Ковтун и Выморозко — за траками. Мы с Василием будем окапываться. Потом поменяемся. Да смотрите с нашей колеи не сворачивайте. Ясно?
— Ясно.
— Идите.
Прожженная, проветренная земля поддавалась с трудом. Она даже искрила, когда Денисов со всего маху всаживал в нес острую лопату. Володя отыскивал под танком щели, засовывал в них конец монтировки, ковырял землю. Сначала она отслаивалась большими плитами, потом поддавалась только маленькими крошками. Плита за плитой, крошка за крошкой — рос впереди танка земляной вал, а под ним углублялся окоп. К утру защитный бруствер и окоп были готовы. Теперь не каждая пуля опасна, и под танком можно смело работать даже днем.
Нейтральная полоса. Впереди слышатся выстрелы, позади ответные. А над ними на разные голоса поют летящие разнокалиберные пули. То вдруг тонко и резко: «тиу, тиу», то забасят протяжно и весело, идущие рикошетом неизвестно куда. Стонут снаряды и рвутся хряско, так что вздрагивает земля. Плачут взахлеб пролетающие мины, взрываются, и снова вздрагивает земля.
Это не бой. Это перестрелка. И они не обращают на нее внимания, хотя пули залетают к ним. То и дело слышится, как, чмокнув, врезаются в бруствер или, ударившись в броню, со звоном уходят прочь. Трак за траком выстилается позади оголенных катков стальная дорожка — гусеница.
Передвигаются только на животе, ползком, забивают стальные пальцы в траки лежа, не поднимая головы: так безопаснее.
Только бы не вздумали немцы начать атаку. Только бы успеть натянуть гусеницу на катки. И тогда!..
Немцы пока не торопились.
На другой день, когда почти все было готово, когда гусеница легла на катки и осталось забить последний палец, началась артподготовка.
Нервы у танкистов напряжены до предела.
Надо уходить. Иначе окажутся в плену.
— Спокойно, ребята, — говорит Володя, выравнивая отверстие траков. — Сейчас уедем.
На этот раз им просто повезло. С восходом солнца заветрило, потом поднялась пыльная буря. Все вокруг стало серо, сумрачно. Ни своих, ни вражеских позиций не видно. Можно было ходить около танка.
Еще не закончилась канонада, а уже послышался гул моторов танковых колонн. Собрались с силами фашисты.
Василий включил скорость, и послушный танк под прикрытием пыльной мглы ушел к своим.
Здесь каждый — Данко
Семь атак выдержали в этот день. Снова заставили фашистов отойти на свои позиции.
«Не дать им собраться с силами. Бить их, пока не пришли в себя», — так решили командиры танковых и стрелковых подразделений.
Перед наступлением командиры стрелковых и танковых подразделений вышли осмотреть местность, по которой поведут бойцов в атаку. Надо проверить, нет ли мин.
Это произошло у бойцов на виду. Там, где ходили наши командиры, хряско ударил шальной снаряд. Кто-то крикнул:
— Братцы! Командиров снаряд накрыл!
— Санитары! Где санитары?!
Забыли об осторожности, кинулись толпой туда, где оседала выметнувшаяся из-под снаряда пыль.
— Стойте! Назад!
Бойцы отстали от санитаров, стали ждать, когда принесут командиров.
Володя не ощущал боли. Хотел встать. Поднялся на руки: онемевшая правая нога не слушалась. Глянул и понял: бесполезно вставать. Увидел бегущих санитаров и опустился на землю.
К носилкам подбежали Василий Денисов, Алеша Ковтун, Гриша Выморозко.
— Товарищ командир!
— Володя! Живой?
— Живой, ребята… Но отвоевался, — и, сдерживая быстро нахлынувшую боль, добавил: — Это серьезно.
Его перевязали, а кто-то уже приказывал отправить раненого комбата в тыл.
— Санитарную машину, быстро! — слышалась команда.
— Вы с ума сошли, — возражал кто-то приказывающему. — Санитарная не дойдет до переправы.
И это верно. Дороги до города и но городу — сплошные воронки. Город горит, рушится под бомбами и снарядами. Не дойдет до Волги санитарная машина.
— В танк его! — подал кто-то дельную мысль.
— Нельзя. Слишком тяжелое ранение.
И на этот раз возражавший прав. Как протаскивать его в тесный люк, когда ему нельзя шевельнуться.
— Ребята, — попросил Володя, — в танк меня не надо. На крыло положите.
Горит город, рушится. То и дело слышится свист пуль, стон снарядов. И взрывы во дворах, на улицах.