– Я не отказала, а спросила, можешь ли ты встретиться завтра или в другой день.
– Ты не поставила вопросительный знак.
Хмурюсь и вытаскиваю из кармана брюк телефон, проверяю – и точно. Без вопросительного знака звучит двусмысленно, как отказ.
Я набираю то же сообщение еще раз, с правильной пунктуацией, и отправляю Осборну. Он долго смотрит на экран айфона, что-то усердно складывая в мыслях, а потом расплывается в улыбке. В настоящей улыбке, и это еще хуже, чем его отрешенность или притворство. У меня сердце сжимается от ребяческого восторга Осборна, когда он запускает руку в волосы, зачесывая их наверх, и с неверием качает головой.
– Прости, я было решил, что ты испугалась и слилась.
Он сказал «прости»? Я не ослышалась?
– С чего бы мне бояться тебя, Чарли? У тебя даже имя детское, – дразню его просто потому, что хочется. Его улыбка выбила меня из колеи, и я лечу куда-то не туда, но мне это нравится.
– Удобно, когда имя вводит людей в заблуждение, – соглашается он, а потом коварно вскидывает темную бровь: – Хотя, почему в заблуждение? Может, я нежное, доброе создание. А может, и нет. Загадка – это же интересно, Ри.
– Ты любишь загадки? – спрашиваю, улыбаясь, неспособная сдержать единорогов, которые прискакали неизвестно откуда и кружат вокруг оси моего разжиженного мозга.
– Да, но больше люблю сказки. – Его изучающий взгляд медленно скользит по моему лицу, стирая улыбку; задерживается на губах, спускается к шее, и мне хочется ослабить галстук, который болтается поверх блузки. К счастью, Чарли отводит взгляд и, закусив щеку изнутри, смотрит несколько долгих мгновений поверх моей головы, а потом с непонятной обреченностью в голосе говорит: – Зря ты доставила вопросительный знак, Ри.
Забирает свой рюкзак у стола и уходит. А я стою и гадаю: что же он за человек, этот Чарли Осборн? И почему в наших отношениях так много вопросительных знаков, даже когда мы молчим?
В церкви подопечные буквально запрыгивают на меня, потому что соскучились за неделю. Две девочки, двенадцать лет и девять. Они приходят сюда по понедельникам в тематический клуб. Я работаю волонтером с тринадцати лет, и с тех же пор изучаю язык жестов, на что меня подвигнул преподобный Мартин.
В клубе я помогаю миссис Бейкер, нашей замдиректора, которая посвятила свою жизнь детям. Моей наставнице недавно исполнилось сорок два, она энергичная и очень добрая женщина, которая меняет цвет волос каждый год. У ее дочери проблемы со слухом, но дочь уже взрослая, учится на материке. А миссис Бейкер продолжает работать в тематическом клубе, делясь знаниями с другими детьми.
Британский язык жестов – мое хобби. Удивительно, как много можно сказать без слов, движениями рук, взглядом. Это как волшебство. Оттого я и удивилась, что Осборн меня понял: он ведь американец, у них немного иная система. Не представляю, зачем развязному американскому мальчику изучать британский язык жестов? Мистер Хопкинс упоминал, что у Чарли на нашем острове жили предки, но пока что это недостаточное объяснение.
На занятии мы сегодня составляем мозаику карты Европы, изучаем страны и города. «Я бы хотела полететь на самолете через… Ри, как показать этот океан?» – спрашивает старшая девочка, и я показываю: Атлантический.
Миссис Бейкер сама не своя, то и дело выходит из помещения, которое увешано разноцветными плакатами и распечатками, и я понимаю почему: о Трейси никаких новостей. Преподобный Мартин за неделю постарел, но все равно с благодарностью откликается на любую помощь.
Он приехал сюда десять лет назад после смерти жены, и Трейси пришла к нам в начальную школу – милая, с короткими косичками. Впрочем, хоть мы с ней много общались, но близкими подругами так и не стали. Она была слишком тихой и отстраненной. Ее не интересовали игры разума. Наши разговоры сводились обычно к волонтерской работе.
После занятия мы с миссис Бейкер уходим в большой дом позади церкви, где живет преподобный Мартин. Где еще неделю назад жила Трейси. Над камином висит ее портрет в большой золоченой раме: улыбающаяся, с золотисто-рыжеватыми волосами, аккуратно завязанными на макушке. Прошлогодний снимок.
Она для своего отца – смысл жизни. Не представляю, как он справляется с вынужденным ожиданием. Неизвестность убивает, и кажется, что мрачная тень обволакивает жилище.
У моего духовного наставника – горе, а я ничем не могу помочь. Даже слов подобрать не получается, и ужин проходит в тишине. Тушеные овощи с мясом на моей тарелке так и остаются нетронутыми. Кусок в горло не лезет.