На этот раз все открыто засмеялись над шуткой, которая едва ли была смешной. И двадцать пять лиц снова повернулись ко мне, изучая. Я говорю буквально: некоторые из них, кажется, даже пытались вычислить мой размер.
– Тебе нужно зайти внутрь. – Мистер Шакельман показал на главное здание, поэтому я вынуждена была подняться и уйти, пока весь класс, включая учителя и достойные фантазий Калеб и Лиам, смотрели мне вслед. А намного позже, когда я уже попала в свой настоящий класс, где мне нужно было снова встать и рассказать о своем лете перед очередными двадцатью пятью учениками – повторить про «Смузи Кинг» перед такой же явно шокированной аудитории – я поняла, что к моей заднице прилип огромный клок травы.
Так, если пораскинуть мозгами, каково число людей, которые могли заметить мое отчаяние? Как минимум пятьдесят, и это я специально приуменьшила, чтоб лучше себя чувствовать.
Правда в том, что НН может быть кем угодно.
И сейчас, спустя целых две недели, я стою в кафетерии со своим идиотским коричневым пакетом для сандвичей и осматриваю эту новую территорию, где все блестит и выглядит дорого – дети здесь ездят на настоящих «БМВ», а не стареньких «Форд Фокусах» с заказанными в интернет-магазинах символами «БМВ», приклеенными сверху – и я все еще не уверена в том, куда пойти. Я столкнулась с проблемой, типичной для всех новичков: мне не с кем сесть.
Нет ни единого шанса присоединиться к Тео, моему сводному брату, кто на мое брошенное однажды «привет» так резко осадил меня взглядом, что я теперь даже не смотрю в его сторону. Кажется, он постоянно тусуется с девушкой по имени Эшби (да-да, это действительно ее имя) – которая напоминает супермодель на полставки с ее драматичным готичным макияжем, неудобной на вид дизайнерской одеждой, каменным выражением лица и короткими уложенными в шипы розовыми волосами. У меня сложилось впечатление, что Тео один из самых популярных людей в школе – он расхаживает по коридорам, ударяясь со всеми кулаками – что довольно странно, поскольку он относится к тому типу парней, которых в Чикаго дразнят. И не потому, что он гей, – мои одноклассники не были гомофобами, по крайней мере, не открытыми – а потому, что он яркий. В нем всего немного чересчур. Каждый жест Тео напыщенный, ну, кроме тех случаев, когда он обращается ко мне.
Прошлым вечером я столкнулась с ним перед сном, и он действительно был одет в шелковый халат, как модель в рекламе парфюма. Я же намазала щеки кремом против угрей с сильным запахом чайного дерева, являя собой забавную пародию на прыщавого подростка. Тем не менее, я проявила благодушие и сделала вид, что мне не кажется странным то, что наши жизни внезапно и без нашего согласия смешались. Я пожелала ему спокойной ночи самым дружелюбным тоном, поскольку не видела смысла в грубости. Не думаю, что это заставило бы наших родителей развестись. Но Тео лишь выдал тщательно отрепетированный и элегантный смешок, как бы говоря: «Ты и твой папаша-альфонс должны убраться к чертям из моего дома».
И он не ошибся. Не в том, что мой отец интересуется деньгами его матери. А в той части, где мы должны уехать. Мы должны утром сесть на самолет и вернуться в Чикаго, даже если это невозможно. Наш дом продан. Спальня, где я спала всю свою жизнь, теперь является колыбелькой для семилетней девочки и ее дорогой коллекции фарфоровых кукол. Она исчезла, как и все остальное, что я помню.
Поэтому сегодня во время обеда я решила взять свой печальный сандвич с арахисовым маслом и джемом в библиотеку, но этот план сорвался из-за довольно-таки строго знака «ЗДЕСЬ ЕСТЬ НЕЛЬЗЯ». Жаль, библиотека здесь удивительная, и это едва ли не единственное место, которым я восхищаюсь, сравнивая его со старой школой. (В старой школе не было библиотек. У нас были книжные уголки, которые в большинстве случаев использовались в качестве мест для свиданий. И потом, знаете, та школа была государственной. А обучение здесь стоит баснословных денег, и этот счет был оплачен новой женой отца). В школьном справочнике говорилось, что библиотека была подарена какой-то большой шишкой с известной фамилией, а все стулья были необычного дизайна, вроде тех, что можно увидеть в дизайнерских журналах, которые новая жена отца стратегически разбрасывает по всему дому. Она называет их «дизайнерское порно» с таким нервным смешком, что сразу становится ясно: она разговаривает со мной лишь только потому, что обязана.
Я отметаю идею поесть в туалете, потому что именно этим занимаются неудачники из книг и фильмов, ну а еще там грязно. Укурки оккупировали всю заднюю лужайку, да и в любом случае я не собираюсь класть свои легкие на алтарь фальшивой дружбы. Еще там стоял тот странный кофейный фургончик, который, вообще-то, как раз по моей части, несмотря на дурацкое название «Koffee Kart», почему «K»? Почему? Но, независимо от того, насколько быстро я к нему подхожу после математики, два больших удобных кресла всегда заняты. На одном из них всегда сидит странный парень, который изо дня в день в потертой футболке с Бэтменом и черных джинсах-дудочках, и читает книги потолще тех, что читаю я. (Он на самом деле читает? Или это просто муляж? Да ладно, кто читает Сартра ради удовольствия?). А другое занято сменяющимися группами слишком громко хихикающих девиц, которые флиртуют с Бэтменом, чье настоящее имя Итан, и это мне известно только потому, что у нас есть совместный урок английского. (В тот первый день я узнала, что он провел лето, работая волонтером в музыкальном лагере для детей аутистов. Он был немногословен. Плюс ко всему, Итан не смотрел на меня тем сочувствующим взглядом, которым наградила меня вся оставшаяся часть класса после того, как я рассказала им о суперкрутой работе-смузи, но, опять же, это из-за того, что он даже не озаботился тем, чтобы вообще на меня взглянуть).
Несмотря на то, что девицы прилагают все усилия, Бэтмен не кажется заинтересованным. Он едва с ними здоровается, слегка приобнимая их, не смотря при этом в глаза, кажется, он даже съеживается после очередного приветствия, которое будто отнимает у него силы. (Очевидно, в этой школе много обнимаются и расцеловываются в щеки, типа мы в Париже и нам по двадцать два, и мы не шестнадцатилетние американцы, все еще довольно неловкие во всем этом). Не могу понять, почему они продолжают подходить к нему, искрясь весельем, как будто учеба в старшей школе – это так весело! Серьезно, зачем это повторять? Для большинства из нас в старшей школе невесело; старшая школа – антоним веселья.
Мне интересно, как у этих девиц получается говорить так наигранно: «Итан, ты такой забавный! Ну правда. Очень забавный!».
– Тебе нужно проветриться. Пойдем с нами, Ит, – говорит блондинка и взлохмачивает его волосы, как будто он маленький упрямый мальчик. Флиртующие шестнадцатилетки одинаковы что в Лос-Анджелесе, что в Чикаго, хотя, я бы сказала, девушки здесь еще громче, будто бы они видят прямую взаимосвязь между уровнем громкости и мужским вниманием.
– Не, не сегодня, – отвечает Бэтмен вежливо, но сухо. У него темные волосы и голубые глаза. Мило, если вам нравится «меня ничего не колышет» вид. Я поняла, почему та девушка взлохматила его волосы. Они густые и манящие.
Но он кажется презрительным. Или печальным. Может, даже и тем, и другим. Словно он тоже считает дни до выпуска из этого места и не видит смысла это скрывать.
Если уж речь зашла об этом: 639 дней, включая выходные. Даже я склонна скрывать это. Большую часть времени.