И вот однажды отец приехал домой и вывалил всю эту хрень про то, как влюбился, и я заметила на его пальце новое кольцо. Холодное и блестящее. Серебряное – горькая медаль. Очевидно, вместо того, чтобы поехать в Орландо и узнать что-то новое о Сиалисе9, он сбежал на Гавайи с женщиной, с которой познакомился в интернете на одном из сайтов групп поддержки после тяжелой утраты. Сперва мне показалось, что он разыгрывает меня, но его руки дрожали, и улыбался он так, будто нервничал. Затем последовала длинная отвратительная речь о том, что он знает, будет непросто: новый город, смена школы и все остальное – эту часть отец произнес быстро, настолько быстро, что я даже попросила повторить для того, чтобы убедиться, что мой слух меня не подводит. Тогда я впервые услышала словосочетание «Лос-Анджелес».
«Шаг вперед», – сказал он. Возможность. Способ вытащить нас из «нашей рутины». Он осмелился назвать это «нашей рутиной».
А я и не понимала, что мы погрязли в рутине. «Рутина» – слишком незначительное слово, чтобы описать горе.
Он загорел, щеки подрумянились от трехдневного пребывания на пляже. Я же была все такой же бледной после чикагской зимы. Возможно, мои руки пропахли маслом. Я не плакала. После того, как прошел шок, я переживала намного меньше, чем могла себе представить. Иногда, когда Скарлетт говорит, что я сильная, думаю, она на самом деле имеет в виду, что я бесчувственная.
Рейчел относится к тому типу миниатюрных женщин, которые повышают голос для того, чтобы стать более значимыми. Она не столько говорит, сколько провозглашает что-то.
Зови меня Рейчел!
Скажи Глории , если тебе что - то понадобится купить !
Не стесняйся !
Она виртуоз в готовке !
Я даже не могу сварить яйцо !
Пилатес меня так вымотал сегодня !
Когда она рядом, то утомляет меня.
Сегодняшний анонс: «Семейный ужин!». До этого момента я по большей части избегала сидеть с кем-либо за обеденным столом. Рейчел была занята, работая над новым фильмом – наполовину экшеном, наполовину научной фантастикой под названием «Террористы в космосе», – и на который, по ее прогнозам, «сметут все билеты!». Вечерами отец не посещает бизнес ужины с Рейчел («Просто для обрастания нужными связями!», – как она любит говорить), а погружается в компьютер в поисках новой работы. Тео тоже часто выходит, преимущественно в дом к Эшби, где они воруют еду, заказанную ее матерью из интернет-магазина.
А я предпочитаю есть в спальне. Обычно это ореховое масло с джемом, которые я себе покупаю, или же быстрорастворимая лапша с яйцом. Мне неловко просить Глорию что-то купить. Глория – это «домоправительница», что бы то не означало. «Как семья!», – провозгласила Рейчел, когда познакомила нас, хотя в моем представлении члены семьи не носят униформу. Также, думаю, существует команда уборщиков и садовник, и другие разнообразные латиносы, которым платят за такую работу, как замена лампочек или ремонт сантехники.
– Ребята, спускайтесь вниз! Мы ужинаем все вместе, нравится вам это или нет!
Последнее предложение прозвучало как насмешка, типа: «Ха-ха, разве не смешно, что вы двое не хотите этого? Жить в одном доме. Есть вместе. Жизнь удиви-ии-тельна».
Может, я ненавижу ее. Еще не решила.
Я выглядываю из комнаты и вижу, как Тео спускается по лестнице. На нем огромные наушники. Хорошая идея. Я хватаю телефон, чтобы переписываться со Скарлетт за ужином.
– Серьезно, мам, – говорит Тео, его уши закрыты наушниками, поэтому говорит он даже громче обычного. У этих людей совсем отсутствует регулятор громкости. – Нам действительно нужно играть в счастливую семью? Плохо уже то, что они живут здесь.
Я смотрю на отца, округляя глаза, чтобы продемонстрировать, что меня это вовсе не задело. Он посылает мне слабую улыбку, когда Рейчел отворачивается. Если Тео будет изображать плохого, я поступлю в точности наоборот. Буду изображать идеального ребенка и заставлю Рейчел устыдиться своего избалованного дитя. Буду делать вид, будто вовсе не злюсь от того, что отец привез меня сюда и даже не подумал поинтересоваться, как я справляюсь. Я мастер игры в притворство.
– Выглядит аппетитно. Что это? – спрашиваю я, потому что выглядит здорово. Мне уже порядком поднадоел рамен и джем с маслом. Я нуждаюсь в овощах.
– Киноа и жареная морская смесь с овощами и китайской капустой, – провозглашает Рейчел. – Тео, пожалуйста, сними наушники и перестань хамить. У нас хорошие новости.
– Ты беременна, – невозмутимо произносит Тео, а потом хохочет над собственной шуткой, хотя это вовсе не смешно. Ну нет. Разве существует такая биологическая возможность? Сколько лет Рейчел? Спасибо, Тео, за то, что добавил еще один пунктик в список моих фобий.
– Очень смешно. Нет. Билла взяли сегодня на работу! – Рейчел улыбается так, если бы отец совершил удивительный подвиг: сделал тройной бекфлип перед нами и встал на ребро ладони. Она все еще в офисной одежде – белой блузке с ослабленным галстуком-бабочкой и в черных брюках с шелковыми вставками по бокам. Не знаю почему, но она постоянно носит что-то болтающееся: галстуки, кисточки, кулоны, шарфики. Слишком много резких линий. Я прощаю ей это, хотя и не в настроении: энтузиазм Рейчел чрезмерен. Зарплата папы, наверное, чуть больше той, что она платит Глории. Но все равно, я чувствую облегчение. Теперь я могу просить карманные деньги до тех пор, пока не устроюсь на подработку.
– Давайте произнесем тост! – восклицает она и, к моему удивлению, протягивает нам с Тео по маленькому бокалу вина. Отец молчит, как и я, – мы можем поиграть в европейскую утонченность. – За новые начинания!
Я чокаюсь бокалом, делаю глоток, а потом принимаюсь за еду. Стараюсь не пересекаться взглядами с Тео, вместо этого под столом набираю смску Скарлетт.
– Я так рад. Это не заняло много времени, дорогой, – улыбается Рейчел отцу, сжимая его руку. Он посылает ответную улыбку. Я смотрю в телефон. Не могу свыкнуться с их поведением а-ля молодожены. Прикасаются друг к другу. Сомневаюсь, что я когда-нибудь вообще к этому привыкну.
– Где ты будешь работать? – спрашиваю я в надежде, что Рейчел уберет руку от папы. Не сработало.
– Прямо через улицу от вашей школы. Я буду стоять за стойкой фармацевта в «Ральфе», – отвечает отец. Задумываюсь. Как он относится к тому, что Рейчел приукрашивает его занятие, находит ли он это унижающим или, наоборот, ему это нравится. Когда я завела разговор о том, что она оплачивает мое обучение, отец просто сказал: «Не будь смешной. Вопрос не подлежит обсуждению».
И он был серьезен. Ничто не подлежало обсуждению: ни его брак, ни наш переезд, Вуд-Вэлли. До смерти моей мамы я жила в демократии. Теперь же в диктатуре.
– Погоди, что? – спрашивает Тео, наконец-то снимая наушники. – Только не говори, что ты работаешь в «Ральфе».