Пит ухмыляется.
— Да неужели? То есть, ты забыла, что первая поцеловала меня на параде трибутов? Ты на меня буквально набросилась! — улыбаясь, он показывает пальцем на свою скулу, куда я поцеловала его прямо в синяк.
Я краснею, вспоминая.
— На то была особая причина, ты же знаешь.
— Сейчас тоже есть причина, — дуется он. — Мне скучно, и я хочу тебя поцеловать. Это что, преступление?
— Ты как ребёнок, — говорю я. — Сможешь поцеловать меня, когда вернёмся домой.
Лицо Пита светлеет.
— Договорились!
На столе вибрирует телефон, и Мелларк тянется к нему, чтобы посмотреть. Он хмурится и печатает ответ, быстро работая пальцами.
— Все нормально? — спрашиваю я.
Он кивает, но выглядит отвлеченным, продолжая с кем-то переписываться. Теперь я тоже начинаю беспокоиться, что это может быть. И кто.
Пока Пит занят, я выхожу из установленного шатра и медленно шагаю в сторону моря, стараясь идти на каблуках как можно аккуратнее. Эффи осталась бы довольна.
Пахнет солью, хвоей и вечерней прохладой. Благо, в Четвертом лето царит даже в декабре, но от касания прохладного ветра кожа покрывается мурашками. Платье слишком открытое. Я не хотела надевать его — Алекс настояла. Цвета пыльной розы, простое, на тонких бретельках, с вырезом почти до бедра, что оголяет мою ногу до неприличия. Видел бы меня сейчас Гейл, ни за что бы не поверил, что я поддалась на ее провокации. Видимо, Капитолий испортил и меня.
Я спускаюсь вниз, где вода обнимает песок, и только собираюсь потрогать ее кончиками пальцев, слышу тяжелые шаги и знакомый голос:
— В это время года вода холодная.
Пит медленно подходит ближе, и я не могу отвести взгляда. Пиджак его светлого костюма так и остался висеть на спинке стула, рукава белой рубашки закатаны до середины предплечья, от чего и без того широкие плечи кажутся еще внушительнее. В этом костюме он настолько красив, что я опускаю взгляд.
Наверняка Мелларк замечает мое пристальное внимание, но, если бы спросил, я бы никогда не призналась, что так откровенно его разглядываю. Он достает из-за спины ромашку и протягивает цветок мне.
Где он умудрился его раздобыть?
— Как ты сегодня?
Со дня выхода из комы Пит спрашивает меня об этом каждый день.
Я пожимаю плечами.
— Лучше, чем вчера. Каждый день лучше, чем предыдущий. Мне не дают скучать.
Я рассматриваю цветок, крутя его в руках. В детстве Прим вместе с мамой приносили домой целое ведро белых ромашек, а потом сушили на окне. Я вспоминаю детскую игру и, улыбнувшись, начинаю выдергивать лепестки один за одним:
— Любит.
Пит широко улыбается. С укоризной глядя на парня, я срываю следующий лепесток:
— Не любит.
Подхваченный ветром он парит и падает в воду. Ветер щекочет голые плечи, посылая по телу волны мурашек. Пит, как всегда почувствовав свою необходимость, встаёт сзади, обнимая меня широкими ладонями.
— Любит! — Ещё одно белое пёрышко летит к носам моих туфель. Мелларк тянется из-за спины к цветку и забирает его из моих рук.
— Любит!
Он отщипывает лепесток, бросая его передо мной.
— Любит.
Еще один, и еще, и еще.
— Любит. Любит. Любит.
Я тихо смеюсь. Одно его присутствие в миг разгоняет всю черноту прошлой жизни, что так долго давила на меня.
— Я люблю тебя, — выдыхает он, касаясь губами уха, и я ощущаю, как учащенно бьется мое сердце.
Больше всего на свете мне хочется сказать, что я чувствую к Питу, но каждый раз, когда пытаюсь сделать это, слова застревают в горле комом.
Музыканты начинают играть что-то мелодичное, наполняя побережье разносимыми ветром звуками. Из банкетного зала доносится взрыв аплодисментов. Пит разворачивает меня в своих руках и протягивает раскрытую ладонь, приглашая на танец. Там, где нас никто не увидит. Как я и хотела. Под музыку моря и тонкую, едва различимую мелодию скрипки.
Я вкладываю свою руку в его ладонь.
— Ты бы хотела такую свадьбу? — вдруг спрашивает Пит.
В его движениях столько уверенности, будто все, что он делал последние четыре года — танцевал на банкетах. И я, вспоминая уроки Эффи, позволяю ему вести.
— Нет, — скривившись, качаю я головой. — Ты же знаешь, это все не для меня. Слишком много людей, слишком нарядно, слишком…
— … похоже на Капитолий, — вместо меня договаривает Пит.
Я киваю.
— Хочешь домой, в Двенадцатый?
— Наверное…
Теперь я и сама не знаю ответа. Улыбнувшись морю, я понимаю, что Четвертый будет жить в моем сердце всегда, потому что именно здесь началась наша история. Но я до сих пор не знаю, где решил остаться Пит. «У меня нет дома», — обычно говорил он, когда я спрашивала его, где бы он хотел жить. После реабилитации мы не оставались на одном и том же месте дольше пары недель. Я снова решаю завести этот разговор, когда Пит тихо произносит:
— Только не злись.
— Почему я должна? — бормочу я куда-то в область его широкой ключицы, наслаждаясь теплотой прикосновений и древесным ароматом одеколона. Шампанское приятно играет в голове, рубашка Пита накрахмалено шуршит, и мне приходится призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы отвести взгляд от его бицепсов, плеч и четко очерченной линии тела.
— Китнисс, я долго думал…
Пит убирает одну руку и лезет в карман, извлекая оттуда бархатную коробочку. Я удивленно смотрю на него, на этот раз замечая в глазах тревогу. Улыбка моментально сбегает с моего лица.
— Что это? — спрашиваю я, осторожно принимая подарок, как будто он сейчас взорвется.
— Открой и узнаешь.
Я прикасаюсь к коробке пальцами, погладив бархатную поверхность, берусь за крышку и тяну наверх. Тонкое золотое кольцо, в котором закреплена жемчужина.
— Пит! — выдыхаю я и резко захлопываю крышку.
Он искоса глядит на меня.
— Могу я его надеть? — спрашивает он, пытаясь отыскать в моих глазах ответ, а потом тихо добавляет: — Или у тебя есть последний шанс сбежать.
Пит протягивает ко мне руку, но я останавливаю его, перехватывая ее и сжимая в своих ладонях.
— Пит, подожди. Мне надо тебе кое-что сказать.
В его глазах скользит испуг и, пока он не развернулся и не сбежал от самой не романтичной, не женственной, не умеющей выражать свои чувства девушки, я выпаливаю:
— Я люблю тебя.
Пит застывает, внимательно глядя мне в глаза.
— Прости… Прости, что говорю это только сейчас, но это правда. И, наверное, уже давно, но… ох, как сложно… Я понимаю, что для сломленного человека это сложно, а мы оба как покорёженные механизмы, и, возможно, тебе хотелось бы, чтобы я чаще говорила это, но я…
— Ох, Китнисс. — Пит прислоняется своим лбом к моему. — Все это не важно, потому что я тоже тебя люблю, и мне достаточно один раз услышать это.
Я смеюсь на грани слез, а Пит, обхватив ладонями мое лицо, заглядывает мне в глаза.
— Если вдруг разлюбишь, сообщи, — говорит он. — А в остальное время я буду помнить о твоих чувствах.
Я смеюсь громче.
— Обещай только, что у нас никогда не будет подобной свадьбы, — прошу я. — Никаких бальных платьев и гостей. Все, что я разрешаю тебе — только торт. И церемонию с хлебом.
Пит, ухмыльнувшись, наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
— Если мы сейчас поторопимся, то успеем до закрытия администрации Дистрикта-4, и уже сегодня ты станешь миссис Мелларк.
Я понимаю, что если проходить этот путь, то до конца.
И мы, словно молодожены, сбегаем со свадьбы в самый ее разгар…
***
Само бракосочетание длится не более пяти минут. Два слова «согласен», пара подписей — вот и все, что требуется в мэрии Четвертого, чтобы скрепить узы брака.
— Куда мы едем? — спрашиваю я, поглаживая большим пальцем его руку. Этот жест кажется для меня таким новым, что я сама не могу поверить в то, что делаю это. Но Пит счастлив. Улыбка не покидает его лица с момента, когда я сказала: «Да». Прежде со мной не случалось ничего подобного, никогда.