— Потому что был никому не нужен.
По его глазам видно, что он что-то не договаривает.
— Это… Это не так, — спорю я заплетающимся языком.
— Твои поступки говорили об обратном.
— Я просто… Я испугалась, — он поворачивается ко мне и заглядывает прямо в глаза. Я рассматриваю его усталые, сейчас совсем бледные радужки. «Как удивительно они меняют цвет», — проносится в моей голове пьяная мысль.
Тянусь рукой, чтобы убрать прядь волос со лба парня. Золотой завиток никак не хочет лежать ровно, и эта упрямая прядь заставляет мое сердце сжиматься. Когда я почти дотрагиваюсь до него, мир начинает вращаться. Хватаюсь за скамейку, пытаясь удержать равновесие, но выходит плохо. Последнее, что я успеваю запомнить, это сильные руки, подхватывающие меня, и мягкий голос, шепчущий:
— Вечно от тебя одни неприятности, Эвердин.
Комментарий к Глава 4. Мальчик и золотая верёвка
Та самая верёвка не является плодом творчества автора, и была позаимствована у С.Вулф, но мне так понравилась, что я решила добавить этот милый фрагмент в свою работу.
========== Глава 5. Мальчик, который потерял свою душу по пути ==========
Когда просыпаешься, открываешь глаза и видишь сердитого парня, который смотрит на тебя сверху вниз с расстояния вытянутой руки, первое желание — закричать. Или сбежать. Или и то и другое одновременно. Но я ничего такого не делаю, потому что ощущаю такую сильную головную боль, что, кажется, ещё чуть-чуть, и мои глаза выпрыгнут прямо из глазниц.
Я издаю мучительный стон. Моя голова покоится на чем-то твёрдом. Я понимаю, что это Пит смотрит на меня. Это на его коленях лежит моя голова. Вот черт.
— Хей, — говорит он.
— Что случилось? — неуверенно шепчу я.
— Ты как бы вырубилась почти на десять часов, — его голос кажется обеспокоенным.
Я аккуратно сажусь, а комната начинает уплывать, поэтому я пытаюсь схватиться взглядом за что-то основательное. Финник присаживается на кровать рядом со мной и кладёт руку мне на ногу.
— Я даже предлагал сделать тебе искусственное дыхание, но Пит запретил. Не имею понятия, почему. Я пообещал, что не буду использовать язык.
Я усмехаюсь, хватаясь за голову. Пит же отводит глаза и убирает руку Одэйра с моей коленки.
— Уверен, Китнисс ценит твое беспокойство, — говорит он, — но она и без того отлично дышала.
— Вот так в следующий раз предлагай людям свою помощь, — разводит руками Финник и выходит из комнаты, оставляя нас вдвоём.
Дверь со скрипом закрывается, и я замираю под осуждающим взглядом. Мелларк осматривает меня с ног до головы и неодобрительно хмыкает.
— Я жду объяснений, — складывая руки на груди, Пит усаживается, забросив ногу на ногу. — Вот уж не думал, что ты способна выкидывать такое.
— И что конкретно выкидывать? — уточняю я, с трудом разлепляя веки.
— Мой мозг из черепной коробки, Эвердин, — раздражается он. — Или соседство с Хеймитчем на тебя настолько пагубно повлияло, что ты теперь надираешься до потери сознания?
Признаться в том, что это он виноват в моей сегодняшней головной боли, я никогда не смогу, это все равно, что расписаться в том, что он мне небезразличен, поэтому я выбираю стратегию уклонения, а именно просто встаю и ухожу из комнаты, закрываясь минимум на час в ванной. Не хочу с ним разговаривать. И ругаться тем более.
Сразу после душа я сбегаю в одну из спален с книгой, которую нашла в глубине книжного шкафа Одэйра. По слою пыли на ней явно можно понять, что Победитель не так уж много времени проводит на солнечной родине. В восточной стороне дома я нахожу диванчик у окна с пыльным старым пледом и одинокой подушкой. Этого вполне достаточно, чтобы привести свои мысли в порядок. Я сворачиваюсь на софе, укрыв ноги тонким покрывалом.
— Китнисс?
Я вздрагиваю от голоса за спиной. Я не слышала, как Финник, словно крадущаяся кошка, подошёл сзади.
— Привет, — присаживаюсь поудобнее, подобрав под себя ноги. — Прости за вчерашний вечер…
— Ничего, вы вдвоём меня знатно повеселили, — с улыбкой отвечает он, — Пойдём отпразднуем твоё первое похмелье чашкой горячего шоколада, ты же его любишь, ну или шариком мороженого.
— Отпразднуем? Мой публичный позор? — заливаюсь краской я, повыше натягивая покрывало. — И откуда ты знаешь про то, что я люблю шоколад?
Он дергает меня за ботинок, заставляя подняться, а я демонстративно стону.
— Вставай, — настаивает он, стягивая с меня плед. — Пит уехал по делам, а мне жуть, как хочется мороженого. Кстати, на обратном пути он заберёт Энни, так что вы сможете, наконец, познакомиться.
Я смотрю на него. Он улыбается, а я ничего не могу с собой поделать, и потому улыбаюсь в ответ, поднимаюсь и иду следом за хозяином дома вниз по лестнице на кухню.
Я смотрю, как парень накладывает белые шарики в две небольшие чашки, и понимаю, что мне нравится Финник. Думаю, они с Питом близки. Все эти четыре года я размышляла о том, как он живёт вдали от дома? С головой погруженный в работу, и всё свободное время проводит в одиночестве или наоборот в большой шумной компании, как это было в школе. И в глубине души я счастлива, что у Пита появился такой друг. Я рада, что ему есть на кого положиться.
Финник засовывает ложку с мороженым в рот, а я внимательно его разглядываю. Его образ совсем не вяжется с историями, которые я о нём слышала от Хеймитча. В голове не укладывается, как этот улыбчивый парень в возрасте четырнадцати лет мог с абсолютно беспощадным профессионализмом расправляться с соперниками на арене.
— Финник, а как ты стал профи? — спрашиваю я его, не до конца уверенная станет ли он отвечать или как обычно отшутится.
— Случай… — говорит он, и я внимательно смотрю на него, ожидая подробностей.
— Мне только исполнилось одиннадцать. Мы жили вместе с бабушкой тогда, — начинает он рассказ. — Из семьи Одэйр остались в живых только я да она. Денег катастрофически не хватало. На рыболовные суда меня ещё не брали, поэтому я брался за любую работу, которую только могут предложить мальчишке моего возраста.
Я впиваюсь взглядом в стекло буфета, которое отражает лицо Финника. Он перестает улыбаться и делает глоток, прежде чем снова заговорить.
— Моя бабуля вязала сети для продажи, плела корзины. Она вообще любила вязать, неважно как: руками или спицами. Помню, как она связала мне шарф из неизвестно откуда взявшейся ярко-розовой пряжи, — на его лице вновь появляется очаровательная мягкая улыбка, и он внезапно начинает смеяться. — Просто она всю жизнь не различала цвета. И клянусь, я носил эту вещь всю короткую южную зиму и носил с гордостью! Я не боялся, что выгляжу как девчонка. Ведь поступки говорят громче, чем… в моем случае, чем жгуче-розовые шарфы.
Я опускаю голову и представляю маленького Финника, живущего в бедном рыбацком районе. В том месте, что так непохоже на эту шикарную кухню его нового особняка.
— Как-то раз я выбрасывал накопившийся за день мусор после своей смены в местном прибрежном кафе, и куратор Академии увидел меня, остановился и предложил подвезти. Не знаю, зачем я поехал с ним… Может, потому что никогда не сидел в автомобиле, и мне стало любопытно, а, может, он просто всем своим видом источал запах денег, а деньги — единственное, что было у меня на уме с тех пор, как я пару лет назад узнал о болезни бабушки. Я был в отчаянии. Мы поговорили, и он сказал, что у меня неплохие внешние и физические данные, и предложил мне пройти отбор. Если меня примут, то я окажусь на полном обеспечении, да ещё и стипендию получать буду. Он сразу предупредил, что студентов в Академии готовят к Голодным Играм, учат убивать. Меня не пытались запутать или обмануть. Он был предельно честным, а я был готов сделать все что угодно, лишь бы как-то ей помочь.
Одэйр сердито смотрит в пустоту, а я, не дыша, смотрю на него. Между бровей у него появляется тревожная морщинка.
— А спустя несколько лет бабуле стало хуже, и понадобилась крупная сумма денег на лечение, и один из преподавателей предложил мне вызваться добровольцем. Он так и сказал: «Хочешь победить? Приложи все усилия!» И я приложил. Только вот за день до моей коронации бабушка скончалась, поэтому … все оказалось зря.