— Да, спасибо. Как деревня-то ваша называется? — поинтересовался Мрыхин.
— Доброволье. У нас в деревне учительница живет, восточница. Я к ней зайду, она продуктов подбросит.
— А вас как зовут?
— Данило-пастух — все знают. И мы хлебнули горя. Успел уже у немцев в тюрьме посидеть, в Белостоке. Сейчас с женой скот пасем — тем и живем. — Его не по возрасту морщинистое лицо показалось еще старше, заметней стала седина на небритых щеках.
— А почему не поверили, что мы из плена?
— Думал, вы евреи из гетто. Вот он, рыжий, очень походит на еврея. — Данило вопросительно посмотрел на Кузнецова.
Кузнецов расхохотался, подмигнул мне.
— Не угадал, брат. Русский я, вологодский. Рыжими-то у нас хоть пруд пруди. Сами про себя и поговорку придумали: рыжий да красный — человек опасный.
Данило впервые улыбнулся. Несколько минут молчим, подбрасываем сучья в огонь.
— Что дальше делать будем?. — обратился Кузнецов к Даниле.
— Ждать надо. Тут рядом два стога сена. Забирайтесь туда на ночь. Поживите здесь несколько дней, может быть, с неделю. Партизаны должны появиться, а меня они разыщут обязательно.
— Эх, поскорей бы!
Данило поднялся.
— Скоро стемнеет, пойдемте покажу, где сено.
Затоптали костер и гуськом пошли за пастухом. Дождь все накрапывает, в воздухе висит густая пелена сырости. Сквозь тучи, закрывающие горизонт, блеснул луч заходящего солнца и исчез. Надвигается ночь.
Два стога сена стоят рядом, над каждым из них — навес из еловых веток, укрепленный на четырех жердях.
Данило попрощался с нами.
— Завтра утром ждите меня.
Спим по-заячьи, часто просыпаясь, прислушиваясь. Конечно, Данило не вызывает подозрений. Но ведь и доверились ему во всем, сразу и полностью, не только потому, что чувствовали в нем своего человека. Изнемогли, почти потеряли надежду встретить партизан.
Чуть свет, продрогшие, в невысохшей одежде вылезли из стога. На небольшой поляне, скрытой высокими деревьями и кустарниками, разожгли костер. Мрыхин пошел с ведром к ближайшему полю и скоро вернулся с картошкой.
— Может быть, придет скоро Данило. Соли и хлеба уж наверняка принесет, — с надеждой произнес он.
— Кусочек сальца не плохо бы... — добавляет Сахно,
— Сала захотел, — откликается Кузнецов. — Два года ты его не видел, а забыть никак не можешь. Ну, пока прибудет сало, ты пойди понаблюдай из кустов за дорогой. Нас тут полицаи или немцы как слепых котят могут взять.
— Я пойду, но с уговором: смените меня через полчаса-час. Больше не выстою.
— Сменим, сменим! — успокаивает его Клавдий.
Молча уставились в огонь, изредка подбрасываем сухие сучья. Думаем об одном и том же: когда придет Данило, какие новости узнаем? Принесет ли передачу от учительницы, что еще про нее расскажет?
Прошло немного времени, картошка успела свариться. Кузнецов и я взялись за палку, чтобы снять ведро с костра. Внезапно в кустах затрещали сучья и тотчас на поляну вышли вооруженные люди: «Полицаи!» — мелькнула страшная мысль и я почувствовал, как кровь отхлынула в ноги. Полукольцом приближаются к костру, с ружьями, автоматами. Одеты по-разному. Вот низенький, широкоплечий, с берданкой, в лаптях, а рядом — с автоматом, в кожаной куртке. А один в шляпе. На полицаев не похожи.
— Свои! Свои! — радостно шепчу я, разглядев у некоторых красные ленты поверх кубанок.
— Не пугайтесь! — Высокий человек в брезентовом плаще, под которым виден командирский планшет, подошел к нам. Остальные обступили костер, рассматривают оборванных, безоружных людей.
— Я, как увидел лапти, сразу успокоился. Полицаи в лаптях не ходят. — Кузнецов улыбается тому, кто с берданкой.
— Нам сказали, что вас четверо. — Человек, в котором я признал командира, вопросительно обводит нас взглядом.
— Вот и четвертый! — показывает Клавдий на Сахно, вышедшего из кустов. — Ну, постовой! Сколько людей прошло, а не заметил.
— Он нас и не мог заметить. Мы в стороне от него прошли. — Командир группы снял кепку, сел. — Давайте перекусим, потом поговорим как быть. — У него удлиненное, худощавое лицо с ямочкой на подбородке, светлые волосы недавно подстрижены. Взгляд серых глаз строгий, недоверчивый, устремленный чуть в сторону.
Едой занялись все.
— У вас, что, одна картошка? — Партизан в фетровой шляпе отрезает кусок сала и подает мне. — Вы не стесняйтесь!
С нетерпением жду, когда старший начнет разговор. Почему он так сказал: как быть? Разве не ясно, как с нами быть?
— Вы из какого лагеря? — спрашивает тот, кто угостил салом.