- Паша к себе зовёт, - говорит спокойно Костя, не волнуясь о том, что преподаватель может услышать. В кабинете полно народу, и каждый третий переговаривается. Пчелиный улей, который не заткнуть. Лето, что сказать. - Говорит, что отвертеться у тебя не выйдет. «Пусть даже не мечтает» - сказал мне Паша.
Я не сдерживаю тихий смешок. Пашка понимает - у меня много знакомых: случайных, важных, совершенно разных. И он у меня даже если и выше на ступеньку, чем все остальные, но всё равно не на первом месте. На первом месте у меня никого нет, по крайней мере на данный момент.
- Ну, так что скажешь?
- Сам говоришь, что мне не отвертеться. Лучше сдаться, а то меня Паша в кипящее золото кинет.
Костя тихо смеётся, а потом вперивается взглядом в свой телефон, набирая сообщение.
Смешки по поводу "кипящего золота" и "домашнего банка, как у Скруджа МакДака в мультике" уже не актуальны, даже не смешны. Делаем это скорее по привычке, вспоминая тяжеловеса Пашку, что, не смотря на всю свою суровую внешность, за всю жизнь и мухи не обидел. Крупное квадратное лицо, широкий, похожий на картошку нос, и щёки как у хомяка. Рядом с ним я всегда чувствую себя не просто чересчур худой, а маленьким дистрофиком. Кожа до кости, груди нет, теперь ещё и длинных волос. Только большие тёмно-карие глаза на заострённом лице, да три литра крови в организме. Больше о себе ничего толкового сказать не могла.
- Ты вообще ешь? - первое, что спрашивает Паша, открывая двери в свой шикарный дом. - Костя - это кости, уже привык, ведь логично и созвучно, но на тебя страшно смотреть становится, Вась, просвечиваешь же.
Я отмахиваюсь от него, закатив глаза. Все вокруг любят преувеличивать, особенно он. Рядом с ним я действительно дистрофик, но с другими нормально себя ощущаю. И кожа не болезненного цвета, а гладкая и молочная, уже даже немного загорелая. Тёмные волосы не выгорают на солнце, как у светловолосого Кости.
- Созвучно-мелозвучно, - отзываюсь я, плюхаясь на дорогостоящий диван. Такие вещи в его доме - не редкость. Если собрать все деньги на его кредитке, то можно купить маленький островок посреди океана. После этого ещё и сдача останется, очень даже неплохая. - Ну, так корми меня, соловей мой.
Паша не возражает и идёт готовить, потому что любит это дело, а на "соловья" и вовсе не реагирует. Он не похож на эту птицу, по крайней мере внешне, но голос у него шикарный, совершенно с внешностью не вяжущийся. Как у соловья, которым я его нарекла. Трудно в уме сопоставить байкера, оперного певца и богатого парнишу. Разом, в одном образе. Но всё это так гармонично в нём, что я перестала об этом задумываться. Он такой, какой он есть.
Какая разница, какая у него внешность, если сердце у него такое же огромное, как и тело? Если талант у него такой, что многие позавидуют. А деньги для него не важны. Да и тратит он их обычно на других, а не на себя, даже дом не он покупал, а родители. И вещи у него потрёпанные, латанные-перелатанные.
Разнообразные у меня друзья, как и цвета в радуге. Чего только широкоплечий Дима стоит, которому путь в спорт был с детства прописан. А он даже хотел этого. Он даже думал, что он хотел этого, не родители. Пустая трата времени - эти раздумья и метания. Понятно сразу, что это за него выбрали, за него решили пройти весь жизненный путь. Не он сам. Или стало понятно только мне, когда он с необычным для него воодушевлением начал приударять за девчонкой-балериной. Идеальная внешне пара - все поверили, все считали это правильным. А я вот не поверила. Слишком быстро, слишком пафосно всё, слишком громко прогремела эта новость, будто специально. И права была. Всё из-за уроков балета, о чём девчонка та и не догадывалась, наверное. Он приходил на все её тренировки, не пропуская ни одного дня. Даже когда его девушка - Лера, так её, кажется, звали, - заболела.
Приходил первым и уходил последним. Я застала его тогда, когда он без всяких проблем поднялся на носочек и сделал пару очень виртуозных па. И поняла - вот оно. Вот это его желание, вот это его мечта. Но идти он за ней боится, ведь родители не поймут.
- Это твоя жизнь, - твёрдо говорю я, когда он пытается рассказать мне о том, что это не то, о чём я подумала. Ерунда. Тщетные попытки. - Пойми ты это, дурак, это твоя жизнь! Дошло? Нет?
Дима весь сжимается, опускает плечи, сутулится, но я не отступаю, не снижаю тон и оборотов. До него должно дойти, он должен понять. Иначе будет поздно, иначе он убьёт сам себя. Своё я. Затолкав его в тайные уголки своей души.