Под ногами темно-желтый утрамбованный песок, выжженная солнцем земля... В начале июня! Мне кажется что это шутка, которую играет со нами Испания, подсовывая – зрелые апельсины в середине мая, август в начале лета… Дорога резко взмывает, в русле начинает сочиться вода – крепчает до потока – и вот, над головою журчит водопадик. Залезаем на укрепленную камнями площадку.
Табличка “Parque Nacional”. Несколько машин, в основном английских, два микроавтобуса. На крыше одного из них сидит дотуземна загорелый человек, с пучком на макушке, увешанный браслетами, и с изумлением смотрит на нас – чудных, со здоровенными рюкзаками, ошалевших от солнца. Язык еле ворочается у меня во рту: “Привет! Далеко еще?”
“Смотря куда. До Big Lodge[12] минут двадцать – вон, видишь типи?” – поднимаю глаза и вижу белый конус на зеленом склоне.
“Вообще нам бы пока найти место в лесу, куда кинуть рюкзаки да заночевать” – “Тогда пять минут ходу, идите вон в тот лес”
Пауза. Она заполняется необязательным “Where are you from?”[13].
Со вздохом влезаем в рюкзаки и идем дальше, в сторону густого, тенистого эвкалиптового леса (эх, равнинная выжженная Андалусия, это конечно очень романтично, пыльное коричневое донкихотство, но я хочу леса!).
Расслабляющий полумрак, эвкалипты, сосны, шелушащиеся платаны, журчит налившаяся здесь водой река. Вдоль реки мы поднимаемся по тропинке, неожиданно дачной и подмосковной. Начинает накрапывать дождь, и мы пытаемся спрятаться под каким-то деревом, понимаем, что это бесполезно и торопимся дальше, дождь крепчает, и вот, наконец - поляна, какие-то курятники, странные предметы, шланги, деревянные штуковины и прочие признаки жизни. Посередине - типи. А в типи сидит чумазая деваха немецкого вида
берлинской его разновидности – внешняя резкость, скрывающая доброту и наивность, анархия, экология, феминизм, рваная одежда из секонда, красные волосы, кольца в ушах, носу, губах, языке, сосках, пупке – лет через пять лет они закончат учиться и разбредутся по офисам (иногда, впрочем, забредая на какие-нибудь демонстрации), или превратятся в тихо стареющих тусовщиков, застрявших в 1990-м – таких я видел однажды в берлинском супермаркете Kaiser`s, с коляской, помятых, но бесстрашно, со старым вызовом смотревших на берлинских обывателей, не обращавших на этот вызов никакого внимания - тогда-то я и задумался о том, что прошлого, по сути, просто нет. Не должно быть.
Позднее, накурившись до онемения гашиша, глядя в огонь и попадая в ловушку заемной мудрости, эта же мысль продолжилась у меня в другую сторону – “Сегодня ничем не хуже и не лучше, чем вчера”. Что долго стучало в моей голове, очаровывая своей маятниковой природой – “не лучше – не хуже”...
... загорелая, ноги по колено в глине, застывший взгляд. Неподвижна.
“Можно у тебя дождь переждать?”
Молчит и смотрит. Мы – чужие.
“Habla ingles?”[14], спрашиваю на всякий случай.
“Would you mind to take your shoes off?”[15]
“Sure”, и мы снимаем ботинки. Я вспоминаю, как, живя подолгу в лесу, так же сторонился приезжих из города, с их неловкими движениями, громким голосом и матовым поблескиванием мытых шампунем волос, и решаю не приставать с разговорами. А все-таки, в глазах у нее какой-то непонятный страх...
... дождь перестает и мы выходим наружу. После дождя веет прохладцей. Мы поднимаемся в гору, между мощных оплетенных лианами деревьев. Метров через триста лес заканчивается опушкой, где несколько типи, одно из которых окружено подобием забора, дальше – два домика с облупившейся штукатуркой. Никого не видно, мы стоим в нерешительности и разглядываем окружающие нас причудливые конструкции из раскрашенных веток, железяк и камней.
В дверях сидит усач лет сорока, я подхожу, чуть настороженно.
«Привет! Если у вас нет палатки, идите ночевать в Communal House наверху, там куча места… Здесь вообще хорошо, в Испании» – это уж для завязки разговора.
«Я как-то, пару лет назад, пытался домой в Голландию уехать (пауза), отъехал стопом от Мадрида за три дня 50 километров, и вернулся» (новая пауза). «Зачем это все? Хорошо здесь, спокойно...».
«Жарковато только. Шевелиться лень...»
«А мне нравится», смеется он.
... подходит какой-то англичанин: «А я читал русскую книгу «Life of the Insects[16]», написал какой-то Бебебин…» Надо же…
... медленные тягучие голоса, медленная тягучая жара, и у меня язык тоже начинает заплетаться, хочется присесть с ними на ступеньку на несколько сотен лет.
Встряхиваюсь: «Ну мы пойдем, осмотримся»
Вначале заходим в Communal House, где грязно и грустно, куча мусора на полу, зато на стене громадный индейский орнамент, и идем дальше к Big Lodge.
… Тропинка петляет и вскарабкивается с террасы на террасу, иногда ныряя в туннели из сплетшихся кронами деревьев, иногда прижимаясь к скале. На террасах стоят типи, рядом с ними огородики, к которым протянуты поливочные шланги; где-то наверху конец шланга засунут в родник, откуда вода стекает вниз, к каждой грядке… На крутых участках подъема вбиты дощечки-ступеньки. Ближе к вершине, несколько ящиков со сваленной для общего пользования одеждой.
Последний поворот выводит нас к Big Lodge – на горной террасе в тени раскидистых деревьев расстелены ковры. на которых валяются несколько книжек – нью-эйдж, Индия... Тут же кухня с припасами. Мы находим остатки еды, помидоры, дыни...
«Привет. Вы только приехали?»
Потешнейшая парочка: цыплячьего телосложения девчушка, коротко стриженая, с бельевой прищепкой на макушке, и ладный шведский мальчик; воодушевленные.
«Тогда вам нужно обязательно почитать эту книжку, это очень важно!»
Рукописная тетрадка «правил жизни в Бенефисио», с картой: Храм Богини, Храм Медитационного Отдыха и т.п. Из полезного: территория разделена на «общинную» (выкупленную) и «squatted» (самовольно захваченную) землю. Отдельно отмечен соседский лес, куда лучше не соваться, чтоб не получить по шее, и лес лесничества, где можно собирать дрова. По краям карты типи, омы и прочие украшательства.
Ко мне ковыляет светловолосый 4-5 летний детеныш, чумазый, но жизнью довольный. Протягивает дыню и лепечет что-то, в чем я с трудом узнаю просьбу ее разрезать (вот каждый раз, встречая англичанят, удивляюсь – как, такой маленький, и по-английски умеет!?!). Достаю нож, разрезаю, и мы едим ее втроем с малолетним бенефицианцем.
Разобравшись с картой, мы спускаемся вниз, ища, где искупаться. Бетонный бассейн оказался непригодным, потому что в нем, белесым пузом кверху агонизировала лягушка. Я сижу на краю, наблюдая, как она умирает там, в метре от моих глаз, и думаю непонятное. В любом случае, купаться там не захотелось.
И мы спускаемся ниже, к речной запруде в лесу. Маленькая запруда с обрывистыми берегами, – но тень! прохладная вода! сидишь в ней по горло, а бешеное солнце печет голову.
Над речкой стоит самодельная из пластика и тряпок хибарка, перед ней дедок, одетый в полосатые узкие штаны, кепку-нахлобучку, и майку радужных цветов с надписью Rasta-Hobbit («Потому что я люблю рэгги, и у меня есть дом-нора в лесу!»). Седые длинные волосы негритянской шапкой на голове, нехватка зубов...
Он-то и показал нам оставленную какой-то японкой (как мы поняли, изучив содержание выброшенной сумки) палатку, прямо под его «норой»...
Мы перетащили туда рюкзаки, выложили камнями очаг...
Ну, вот, теперь у нас есть дом.
Мммм, а ведь там было неплохо. Отличное местечко, чтобы отдохнуть пару недель, вроде курорта. Когда есть от чего отдыхать, конечно.