— Тогда решено, — Ольга Николаевна стукнула кулаком по стенке (с той стороны, как обычно случается, никто не ответил). — Тогда завтра в десять у Пал Степаныча.
— Может, все-таки не у Пал Степаныча? У Пал Степаныча слишком дешево…
— Ладно: вы мужчина, вам и топор. Как говорится в новом римейке… Не знаю, что говорится… Главное — мы забились.
— Еще один вариант, — встрепенулся Тимофей. — Но там, извините, будет на грани жизни. Шаг влево — и недомут, поминай как звали.
— Не надо рисковать жизнью. По крайней мере, в самом начале. Если вы рассказываете не сказки, мы еще рискнем жизнью за наше общее дело… Хотите же заиметь со мной дело?
Некоторое время они перемигивались совершенно молча. За окнами темнело, и в это самое время раздались шаги; вернулся из дальней комнат румяный Алеша.
— Простите, вы не заняты? — спросил он.
Вид же имел совершенно фантастический: на ногах зеленые сандалии, в руках палка — для настольной игры в «большого арто». На конце палки поблескивал наконечник: из железа. Стало быть, Алеша держал в руках полноценное копье — независимо от мнения о своем предмете…
— Писю-то не пропил? — злорадно хохотнул Тимофей. — А то, знаешь, бывает: уходит мальчик в соседнюю комнату якобы по делам, смотришь — а пися тю-тю. Где, спрашивается? А пропил! Вот не абы как, а именно пропил, чтоб смешнее было… А зачем тебе такая резная палка? Неужели ты хочешь сыграть со мной в «большого арто»? Лохануто! Учти: я в такие игры мастак. Объебу и баста. Я ведь практически шулер, нас так учили… Но если хочешь, сыгранем в «большого арто». Дело, как сказали бы, уместное… В «арто» обычно на дозу малость играют… Если хочешь, можем и на живца. Или лучше так, чтобы по рукам вышло: с тебя доза, с меня живец. Но если ты хочешь крупно проиграть в «большого арто», зачем тебе наконечник на конце твоей палки? Тем более железный?
— Я сделал его специально, — сказал Алеша. — Чтобы он был со мной.
— А зачем он с тобой?
— Защищать свое достоинство, — честно ответил мальчик. — Жизнь и достоинство. Я решил, что неприлично показать вам свою наличную писю. Она моя. Практически и навечно. А вы, дядя, хотите подмазаться. Вот и все. Мне про таких родители говорили — что есть дяди, которые желают подмазаться. И надо их лупить по рукам. Любой ценой. Даже палкой…
— Вот это пацан! — воскликнул Тимофей. — Кремень, а не пацан. Много вас на моем веку развелось — к добру это…
— Не думаю, — сказал Алеша. — Что совсем уж к добру…
С этими словами он постарался ткнуть палкой в направлении живота Тимофея. Топорник сноровисто уклонился, захватил палку и дернул ее из рук мальчика. Палка, делать нечего, подалась стремлениям Тимофея — и Алеша остался практически безоружным. Только тихонько всхлипнул…
— И что дальше? — уныло спросил он.
— А действительно, матушка, что же дальше? — спросил Тимофей. — Вы же не находите такой вопрос риторическим?
— Отчего не нахожу? Вполне даже, — ответила Ольга Николаевна. — Но поймите, мой друг — тем более поймите это с учетом обострения нашей дружбы… знаете, есть такой экзистенциальный модус… Так вот, вырубите себе на носу — есть вещи, за которые я отвечаю, в том числе перед государством. Перед нами славный сопливый мальчик. И что же? Допустим, вы неумеренно радикальны, так? Допустим, в вашем зобу окончательно сперло всякое дыхание, вы отринули последние формализмы, инвестировались на все сто, и, так сказать, воспалились рвением… Допустим — говоря без утайки — вы намереваетесь посконно выебать его в жопу. Но простите, вам не приходилось задать себе вопрос: при чем здесь все-таки я? Простите, но помимо прочего, я симпатичная девушка… И, простите, государственный служащий… И, простите, топорник — не чужой вам все-таки человек…
Тимофей откашлялся. Видимо, специально, чтоб это было своеобразным вступлением…
— Ольга Николаевна, — сказал он с потугой на снисходительность. — Последний съезд топорников решительно осудил подобную практику. Мы полагаем, что это некультурно — ебать кого-либо в жопу, тем более непосредственно. Есть множество более органичных способов услужить Единому… Вы отсекаете?
— Я слежу за развитием… лучше так: за гниением… вашей разлюбезной мысли. Значит, ебать кого-либо в жопу вам кажется недостаточным… так сказать, несовременным, да? И вы радикализируете? Вы, так сказать, готовы пойти на нонсенс?
— Это не нонсенс, — обиделся Тимофей. — Это суровые нитки правдивой жизни…
— Блядь! — взвилась Ольга Николаевна. — Не будьте совсем говном, не впадайте в пафос, побудьте хоть немного как человек… Говорите, черт вас разорви, хоть немного по-человечески… Говорите так, чтобы простая образованная девушка могла вас понять… Какие, блядь, нитки? Какой такой, разъебать ее, правдивой суровой жизни?
— Я лишь хотел сказать, что сейчас совершу некоторый эмпирический опыт. В соответствии с программным пакетом нашего последнего съезда… Не радея, так сказать, о личном постыдном благе… Иными словами, я сейчас сниму с мальчонки штаны и суну ему в задницу самодельное — им же самим — копье. Если мальчонка выживет, я буду до крайности счастлив, чего, откровенно говоря, желаю и вам…
— Ах, вы теперь веруете в копье? А, извольте мне ответить, зачем? Вы полагаете, что мальчик больше отсечет в нашем деле — если не скочурится после этакого копья?
— Это его закалит, — сказал Тимофей. — В доску, как реального мужчину. Знаете, все-таки в жопу… Тем более такое копье… Собственными, на хуй, ручонками… Разве это не вещь?
— Это симуляция — даю вам совесть на полное отсечение… Это анормально, вы понимаете? Это подорвет неразвитый детский потенциал, сорвет всю актуализацию…
— Что бы вы, Ольга Николаевна, понимали в наших мужских играх… Признайте уж честно, что рыльцем не состоялись — шарить в мужские игры… Рыльце, так сказать, в пушку, отсюда и все дела… И мешаете мне следовать долгу, а лучше сказать, инструкции… Стыдитесь… Ай-ай-ай, Оленька…
И Тимофей, словно глумясь, начал шевелить пальчиком: дескать, он ее осуждает…
Ольга Николаевна положила ноги на пуфик и начала маленько ими подрагивать. Дескать, ей было плевать, что ее столь явственно осуждают…
Тем временем Алеша, вычленив свободный момент, страстно принялся за альбом. Долго ли, коротко ли, а рисовалось следующее: гроза. В лесу, среди елок и кустов, разбегались в смятении звери: лось, волк, медведь и лисица. Над ними сверкали три оголтелых молнии и хлестали косые темные синие линии — дождь. Видимо, где-то стучал и гром. Но гром, Алеша, к сожалению, рисовать не умел…
— Как жаль, — вздохнула Ольга Николаевна. — А уже начала иметь дурную привычку вас полюбить… Честное слово: я кое-что предвкушала. А вы опять танцуете от балды… Я думала, мы будем сотрудничать: вы бы спали, а я бы пекла оладьи, кормила вас… Знаете, как заведено в бывших семьях: завтракать по утрам? Потом еще на природу… Я думала, рано или поздно всегда наступает такой момент, когда людям тянется на природу. А потом наступает другой момент… Знаете, как бывает: развитие человеческих отношений? А еще интим. Ну личная жизнь… А вы? Что вы делаете? Берете и валяете дурака, носитесь по инструкции… Тимофей, чтоб не говорили разные люди, а вы все-таки долбоеб…
Тимофей, поигрывая копьем, обиженно сопел. Он вращал им в разные стороны и словно пытался чертить им на ковре: непонятно что. Судя по очертаниям, дурную трапецию… Казалось бы — зачем зрелому мужчине чертить на ковре гостиной трапецию, а тем более чертить ее неумело? — неисповедима душа топорника…