Энрикета умерла на разсвт, повторяя мольбы о прощеніи. Но послдній взглядъ ея принадлежалъ не мужу. Эта красивая, безмозглая птица упорхнула навсегда, лаская взоромъ манекенъ съ вчною улыбкою и стекляннымъ взглядомъ — роскошнаго идола съ пустою головою, на которой сверкали адскимъ блескомъ брилльянты въ голубомъ свт зари…
Морскіе волки
Переставъ заниматься длами посл сорокалтняго плаванія со всевозможными приключеніями и рискомъ, капитанъ Льоветъ былъ теперь самымъ важнымъ жителемъ въ Кабаньал — маленькомъ городк съ блыми, одноэтажными домиками и широкими, прямыми, залитыми солнцемъ улицами, точно въ небольшомъ американскомъ городк.
Публика изъ Валенсіи, прізжавшая въ Кабаньалъ на лто, съ любопытствомъ глядла на стараго морского волка, сидящаго въ большомъ кресл подъ навсомъ изъ полосатаго холста у двери его дома. За сорокъ лтъ, проведенныхъ имъ во всякую погоду на палуб судна, подъ дождемъ и брызгами волнъ, сырость пронизала его до костей, и онъ просиживалъ теперь, разбитый ревматизмомъ, большую часть дней неподвижно на кресл, разражаясь ругательствами и жалобами каждый разъ, какъ ему приходилось вставать на ноги. Высокій, мускулистый, съ крупнымъ отвислымъ животомъ и загорлымъ, тщательно выбритымъ лицомъ, капитанъ напоминалъ добродушнаго священника въ отпуску, спокойно сидвшаго у дверей своего дома. Единственное, что подтверждало славу капитана Льовета — мрачную легенду, связанную съ его именемъ — были его срые глаза, глядвшіе властно и проницательно и свидтельствовавшіе о томъ, что этотъ человкъ привыкъ повелвать.
Онъ провелъ всю свою жизнь въ борьб съ англійскимъ королевскимъ флотомъ, проскальзывая мимо преслдовавшихъ его крейсеровъ на своей знаменитой бригантин, нагруженной чернымъ живымъ трваромъ, который онъ перевозилъ съ береговъ Гвинеи на Антильскіе острова. Онъ былъ такъ смлъ и невозмутимо хладнокровенъ, что экипажъ ни разу не замтилъ въ немъ ни малйшаго страха или колебанія.
О немъ разсказывали всевозможные ужасы. Онъ не разъ выкидывалъ за бортъ весь грузъ негровъ, чтобы освободиться отъ преслдовавшихъ его крейсеровъ. Акулы подплывали стадами, волнуя море ударами своихъ сильныхъ хвостовъ, покрывая поверхность воды огромными пятнами крови и для между собою зубами невольниковъ, которые въ отчаяніи взмахивали руками надъ водою. Капитанъ одинъ сдерживалъ взбунтовавшійся экипажъ, расправляясь съ нимъ палками и топоромъ. Иногда, во время вспышекъ слпого гнва, онъ бгалъ по палуб, какъ дикое животное. Ходили даже толки объ одной женщин, которая сопровождала его всегда въ пути и была сброшена съ мостика взбсившимся капитаномъ въ море посл одной ссоры изъ ревности. И на ряду съ этимъ у капитана бывали неожиданные порывы великодушія, и онъ щедро помогалъ семействамъ своихъ моряковъ. Въ порыв гнва онъ былъ способенъ убить подчиненнаго, но зато, когда кто-нибудь падалъ въ море, онъ бросался въ воду и спасалъ погибающаго, не страшась ни моря, ни хищныхъ рыбъ. Онъ выходилъ изъ себя отъ бшенства, когда торговцы неграми обманывали его на нсколько песетъ, и тратилъ въ ту же ночь три-четыре тысячи дуро на одну изъ тхъ дикихъ оргій, которыми онъ прославился въ Гаван. «Онъ сперва дерется, а потомъ разговариваетъ», говорили про него моряки, вспоминая, какъ онъ заподозрлъ разъ въ открытомъ мор заговоръ противъ него со стороны помощника и разможжилъ ему черепъ выстрломъ изъ револьвера. Но помимо всего этого, капитанъ былъ очень интереснымъ человкомъ, несмотря на свое мрачное лицо и жестокіе глаза. Въ Кабаньал на берегу моря люди смялись надъ его продлками, собираясь поболтать въ тни около лодокъ. Однажды онъ пригласилъ къ себ на судно африканскаго короля, продававшаго ему невольниковъ и, видя, что Его черное Величество со своими придворными напились пьяны, поступилъ, какъ торговецъ неграми у Мериме, а именно поднялъ паруса и продалъ ихъ въ рабство. Въ другой разъ, удирая отъ преслдовавшаго его британскаго крейсера, капитанъ преобразилъ свое судно въ одну ночь, перекрасивъ его въ другой цвтъ и измнивъ оснастку. У англійскихъ капитановъ было много данныхъ для опознанія судна смлаго работорговца, но тутъ они были введены въ полное заблужденіе. Капитанъ Льоветъ, говорили на берегу, былъ морскимъ хитано и обходился со своимъ судномъ, какъ съ осломъ на ярмарк, подвергая его чудеснымъ преобразованіямъ.
Торговцы на Куб прозвали его за жестокость и великодушіе, расточительность своей собственной и чужой крови, требовательность въ длахъ и драчливость ради удовольствія, В_е_л_и_к_о_л__п_н_ы_м_ъ к_а_п_и_т_а_н_о_м_ъ, и это прозвище такъ и осталось за нимъ и повторялось нсколькими уцлвшими матросами изъ его экипажа, которые съ трудомъ волочили по берегу ноги отъ ревматизма, кашляя и сгорбившись.