— Или ты думаешь, что я не представляю себ какъ сложится моя жизнь? Ты былъ — неожиданностью, которая скрашиваетъ жизнь, радостью любви, которая видитъ счастье во всемъ окружающемъ и не думаетъ о завтрашнемъ дн. Ты не походилъ на большинство людей. Я это признаю. Я выйду замужъ, буду имть много дтей, цлую кучу, — вдь нашъ народъ такъ плодовитъ! — а по ночамъ мужъ цлыми часами будетъ говорить мн, сколько мы нажили днемъ… Ты — ты нчто совсмъ другое. Быть можетъ, мн пришлось страдать, напрягать вс силы, чтобы сохранить тебя и всетаки ты мое счастье, моя мечта!
— Да! Я все это, потому что люблю тебя! — возразилъ Агирре. — Понимаешь ли ты, что длаешь, Луна? Представь себ, что передъ твоимъ дядей Забулономъ вдругъ выложатъ на прилавокъ тысячи фунтовъ, а онъ повернется къ нимъ спиной съ презрніемъ, чтобы пойти въ синагогу. Разв онъ такъ поступитъ? Такъ вотъ. Любовь — тоже даръ судьбы! Какъ и красота, богатство и власть. Вс мы, рождающіеся на свтъ, можемъ получить одну изъ этихъ счастливыхъ случайностей, но немногимъ он даются! Вс живутъ и умираютъ, думая, что они познали любовь, думая, что она вещь обычная, потому что смшиваютъ ее съ удовлетвореніемъ животнаго чувства. А на самомъ дл любовь — привиллегія, случайный лотерейный выигрышъ, какъ милліоны, какъ красота, которыми пользуются лишь немногіе. И вотъ, когда любовь становится на твомъ пути, Луна, Лунита, когда судьба подноситъ теб своей рукой счастье, ты поворачиваешься спиной и уходишь! Подумай хорошенько! Еще есть время! Сегодня, гуляя по Королевской улиц, я видлъ расписаніе пароходовъ. Завтра одинъ уходитъ въ Портъ-Саидъ! Достаточно небольшого усилія! Бжимъ! Тамъ подождемъ парохода, который повезетъ насъ въ Австралію.
Луна гордо вскинула голову. Исчезла сострадательная улыбка, меланхолическая грусть, съ которой она слушала молодого человка. Глаза ея блестли жесткимъ блескомъ, голосъ ея звучалъ жестоко и рзко:
— Доброй ночи!
И она повернулась къ нему спиной и бросилась бжать. Агирре послдовалъ за ней, на разстояніи нсколькихъ шаговъ.
— Такъ ты уходишь! — воскликнулъ онъ. Такъ! И мы больше не увидимся! Разв возможно, чтобы такъ кончилась любовь, которая была для насъ цлой жизнью?
Въ протестантской церкви замеръ гимнъ. Умолкъ колоколъ католическаго собора. Военная музыка затихла гд-то далеко въ город. Гнетущее безмолвіе окутало влюбленныхъ. Агирре казалось, что міръ опустлъ, что свтъ погасъ навсегда, и что среди хаоса и вчнаго молчанія жили только онъ и она.
— Дай мн по крайней мр руку! Мн хочется въ послдній разъ почувствовать ее въ своей! He хочешь?
Она, казалось, колебалась, потомъ протянула ему правую руку, такую безчувственную и холодную!..
— Прощай, Луисъ! — сказала она коротко, отводя глаза, чтобы не видть его.
Она продолжала однако говорить. Она почувствовала потребность утшить его, какъ вс женщины въ минуту великаго горя. Пусть онъ не отчаивается. Жизнь ждетъ его съ ея сладкими надеждами. Онъ увидитъ свтъ. Онъ еще молодъ.
Агирре говорилъ сквозь зубы, обращаясь къ самому себ, какъ безумный. Молодъ! Какъ будто для горя существуютъ возрасты. Недлю тому назадъ ему было тридцать лтъ! Теперь онъ чувствуетъ себя старымъ, какъ міръ.
Луна сдлала усиліе, чтобы освободиться отъ него, боясь, что прощаніе затянется, боясь за себя, неувренная въ своей стойкости.
— Прощай! Прощай!
На этотъ разъ она уходила безповоротно и, не въ силахъ послдовать за ней, онъ позволилъ ей уйти.
Агирре провелъ ночь безъ сна, сидя на краю постели, пристальнымъ тупымъ взоромъ разглядывая рисунокъ обоевъ на стнахъ комнаты. И это могло случиться! И онъ позволилъ ей уйти навсегда, какъ слабый ребенокъ. Нсколько разъ онъ съ удивленіемъ замчалъ, что говоритъ вслухъ:
— Нтъ. Это невозможно. Этого не будетъ!
Свча потухла и Агирре продолжалъ въ темнот свой монологъ, не сознавая, что говоритъ, «He будетъ этого! He будетъ этого!» — бормоталъ онъ ршительно. Но ярость смнялась упадкомъ духа, и онъ спрашивалъ себя, что можетъ сдлать онъ, чтобы выйти изъ этого мучительнаго состоянія. Ровно ничего.
Несчастье его непоправимо. Они возобновятъ свой жизненный путь, идя каждый своей дорогой! Завтра они поднимутъ паруса, чтобы направиться къ противоположнымъ странамъ и у каждаго изъ нихъ останется только воспоминаніе о другомъ. А подъ разъдающимъ прикосновеніемъ времени это воспоминанье будетъ все слабть, тускнть и разсиваться. И это конецъ сильной любви, страсти, способной заполнить цлую жизнь. И земля не содрогнется, ничто не шевельнется, — міру скорбь ихъ останется неизвстной, какъ несчастіе, постигшее пару муравьевъ! О жалкая доля!