Дежурная, устало махнув рукой, сообщила, что семья, летящая до Норильска, потеряла билеты где-то на регистрации; что отправила человека эти билеты искать… да разве найдешь в этой толчее… конец августа… — Надо было смотреть! — казенно-строгим голосом возвестила дежурная, наверно уже в десятый раз. Мать семейства, срываясь в слезы, тоже наверно в десятый раз что-то быстро-быстро объясняла… какие-то обстоятельства… дети… пожалуйста…
Как мы любим ну хоть чуть-чуть показать свою власть. Тетя сидела «на крантике» и смертельно устала от этих просителей…. Порядок должен быть…
Мне стало больно смотреть на этого отчаявшегося и, видимо, нездорового мужчину, бессильного что-то сделать, на эту исстрадавшуюся в переживаниях, нервную мамашу, которая едва владела собой… на этих прижавшихся к ее ногам детишек, с испугом и непониманием глядевших, как злая тетя не хочет пускать их в самолет, а все уже сидят… и улетят, а они останутся…
Господи! Выеденного яйца не стоит… — Вы до Норильска летите? — спросил я мужчину. Он кивнул головой, тяжело дыша. Ему точно было плохо.
— Вот что, — обратился я к дежурной. Давайте поможем людям. Я их беру. Места их ведь свободны? Довезу я их до Норильска. Ну, бывает, ну, выронили билеты… это же бумажка! Были же билеты? — спросил я женщину, скорее, чтобы отвлечь ее и хоть чуточку успокоить.
— Были… были… — давясь слезами и почувствовав малую надежду, женщина и вовсе разрыдалась. — П…пож-жалуйста… куда же мы-ы-ы!
Дети подхватили рев. Отец, которого уже отказывались держать ноги, поднял голову и посмотрел на меня таким молящим взглядом, что я отвернулся… уж больно за сердце взяло. Господи! Да ведь живые же мы люди!
Я умею уговаривать. Уговорил дежурную. Успокоил семью. Взял за руки всхлипывающих детей и повел их к трапу. Женщина захлопотала возле больного мужа, подхватила корзинку с фруктами и сумку с барахлом и на подгибающихся ногах потащилась, засеменила к трапу. Я забрал у нее тяжелую сумку, занес в вестибюль, попросил девчат позаботиться о людях, напоить хоть, жалко же… Дежурная, волнуясь, шла следом, я объяснял ей, что в промежуточных портах мы их вообще из самолета выпускать не будем. Женщина, оборачиваясь заплаканным лицом, клялась, что они будут сидеть как мыши, и что им лишь бы долететь… униженно благодарила…
Настроение вконец было испорчено. Что мы за люди! Да разве можно — из-за бумажки, тем более, какого-то билета, корешок которого существует, и подклеен к ведомости, и фамилии, и количество — и нет же сомнений… Сколько мы зайцами перевозили людей… а тут — за свои деньги…
Усадили их, напоили, успокоили; девчата, с сочувствием наблюдавшие эту картину, захлопотали вокруг; дети огляделись, зачирикали…
Трап, наконец, отошел, и нашим пассажирам стало ясно, что все позади. Лету до Краснодара меньше часа. Самолет набирал высоту на Лазаревское, штурман вел связь и следил по локатору за грозами, второй пилот подкручивал колесико автопилота, бортинженер врубил кондиционирование на полный холод и щелкал переключателями, проверяя фазы, а я все себе думал о том, что что-то не так в нашем самом справедливом на свете государстве, где вроде бы все для блага человека, все во имя человека… а где он, Тот человек? Как доходит до конкретного тебя, меня, его — так кончается «благо человека» и начинается Бумажка. Кончается «имя человека», а начинается: «Вот, вы сами виноваты, а мы тут из-за вас, бестолковых, страдаем».
А сами-то, что — ни разу не ошибались? Вошла проводница: — Командир! Тому мужику плохо. Надо срочно врача. Я спросила — врачей среди пассажиров нет. Сердце у него… как бы не крякнул в полете. Лежит, весь белый. Давайте скорее к трапу скорую.
Вот те на. Вот отдохнул на море! А как же она… с детьми… А его что — бросить?
А здесь если их с рейса снимут — без билетов, кто же поверит? Деньги пропадут, и немалые. А у самих-то денег осталось с гулькин нос, только до дому добраться. Да и что им здесь делать, если… если… не дай Бог! И что вообще теперь ей делать?
Такие вот мысли вертелись в голове, пока второй пилот вызывал скорую к самолету, объяснял ситуацию. Про билеты я уж сам скажу, будут встречать, найду доброго человека… не может же быть, чтобы не нашлось доброго человека в аэропорту. В Краснодаре с полосы до перрона рулить долго: там магистральная рулежка пересекает другую ВПП, на нее заходили самолеты, и нам пришлось стоять там и ждать, пока разрешат пересечь. На 22-й стоянке ждала машина с красным крестом, молоденькая девушка в белом халате прижимала к груди сумку, на шее висел фонендоскоп. «Врач, спаситель», — подумал я. У меня дочка как раз поступала в медицинский. Трап подкатил, девушка взбежала наверх, в салоне за нашей спиной засуетились; слышно было тихий плач женщины. Мужчины несли носилки. — Инфаркт у мужика, — сообщила проводница. — Мамаше укол поставили… решила лететь с детьми дальше. Чем ему сейчас поможешь. И не пустят же к нему… А детей надо довезти. Подумала и вдруг вспомнила: — А билеты-то нашлись! В корзине с фруктами были… как она туда их засунула?