Получив в штурманской этот расчет, Филаретыч выкатил свои голубые глаза, как это он умеет, и громогласно подтвердил свои способности выдавать комплименты тем, кто сделал нам «такую подлянку». Но тряси бумажкой, не тряси, а больше топлива в максимальный взлетный вес, сто тонн, не влезает. Самолеты наши уж так устроены, что и в баках место вроде есть, и заправлять лишнее нельзя.
Цифра резала глаз. И хоть разум убеждал, что расчеты верны, что ветра встречного практически не будет… но это ж не 33 и даже не 30 тонн. Двадцать девять тонн на Москву! Рехнулись они, что ли.
Опыт предыдущих полетов, с неоднократно обещаемой отделом перевозок полной загрузкой, подсказывал, что загрузки этой, полной, обычно не бывает, не добирают они полностью пассажиров, и потом, на старте уже, жалеешь, что не рискнул и не взял лишнюю, такую необходимую тонну керосина — и влезло бы! А так обычно 98,5 тонн, ну, 99, но не сто.
Нет, не допродадут они до полного комплекта. Планируемая загрузка на Москву обычно 120–130 пассажиров. Неужели вот так сразу и подбегут к кассе три десятка человек?
Времена, конечно, были другие. Народу толпилось в зале тьма, и, только объяви, тут же найдутся желающие. Да только до вылета по расписанию оставался час. Нет, не успеют. Уже посадка идет.
И я решился. Быстренько отправил на самолет второго пилота: чтоб дал команду бортинженеру втихаря дозаправить еще тонну. Тридцать тонн в баках — хоть чуть отляжет от сердца. Хотя… какое там отляжет — считай, без топлива летим! Погода в Домодедове обещалась серенькая, но в пределах минимума. И Горький обещал погоду, пусть не очень хорошую, но приемлемую для запасного. И везде — временами туман.
Эта формулировка в прогнозе погоды, «временами», позволяет принимать решение на вылет, но вероятность тумана остается, и уж тут как бог даст. И не лететь нельзя, и гарантии на сто процентов нет. Да мы всю жизнь так летаем. Капитан берет на себя, анализирует, принимает решение, рискует. Риск-то какой: ну, уйдем на запасной. Подписал. Пришли на лайнер. Толпа у трапа, дежурная отрывает корешки. Принесли ведомость: йё…! Точно, как обещано, сто шестьдесят четыре души, сто тонн взлетная масса!
Так. Где ж они их успели наскрести?
А бортинженер уже дозаправил по моей команде, и об этом никто не знает… и знать не должен. — Что делать будем, Василич? — Второй пилот вопросительно посмотрел на меня.
— Что, что… Надо урезать загрузку. Отминусовать ручную кладь… может, груз есть — часть груза… Учить тебя, что ли. На ВСУ спиши… Второй пилот стал химичить. Топлива меньше быть не должно, значит, запишем меньшую загрузку. Нам бы только выполнить этот рейс, а там исчерканные бумаги перепишем начисто — и кто там раскопает, что взлетали с превышением разрешенного взлетного веса на тонну.
Или что — делать задержку, сливать тонну топлива, позориться, а после всего этого лететь с полупустыми баками? Двадцать девять тонн?
Через пять минут второй пилот протянул мне ведомость, где было записано, что в последнюю минуту произошли изменения загрузки: снято несколько пассажиров и часть груза. И кому какое дело, почему их сняли. Всё: взлетная масса сто тонн, и топлива записано тридцать.
Эх… Не совсем так исправил, как бы мне хотелось… но ладно, потом разберемся. Когда Ту-154 создавался, его рассчитывали эксплуатировать на трассах протяженностью где-то две с половиной, ну, три тысячи верст. А нас судьба заставила летать без посадки на Москву, три шестьсот. И без нарушений летать на этом лайнере на нерасчетную дальность — ну никак не получается.
Как-то так на проклятом Западе научились делать самолеты с дальностью и пять, и семь тысяч — не километров, а миль! А миля — 1852 метра, считай, две версты.
Хвалим мы свои самолеты, хвалим по инерции. Выше всех, дальше всех, быстрее всех! Так вот… дальше всех-то и — пшик.
Да лайнеры наши надежны. Да, лайнеры наши красивы. Но лайнеры наши требуют экипажа в пять человек. И — бесконечные составы с горючим. Это… как парусники против теплоходов. Красив парусник, но неэкономичен, причем, по всем статьям: и по количеству членов команды, и по времени пути, и по регулярности, и по всепогодности… и ушли они в историю.
И чудо советской авиации, сверхзвуковой лайнер Ту-144, с его безмерными аппетитами, сожрал сам себя и тоже ушел.
Вот и заставила экономика наш авиапром попытаться на ходу заменить двигатели на самом массовом нашем лайнере, Ту-154, а их, этих машин, летали ведь сотни. Да только особого эффекта так и не получилось. Двигатели наши, хоть и надежные, но это — вчерашний день авиации, они создавались в шестидесятые годы, а летать на них приходится до сих пор. И другие, более экономичные — такой же вчерашний день. Поэтому-то — и ни по какой другой причине — авиакомпании норовят закупить изношенные «Боинги», и как бы ни были дороги запчасти к ним, все окупится огромной экономией немыслимо дорогого нынче топлива.