— А как дальше?
— Дальше, в кучевке, поболтает. Километров двенадцать еще. Добавь вертикальную.
— Метров по пятнадцать?
— Даже по семнадцать.
— Придется интерцепторы…
— Плавнее, плавнее тяни. Пассажиры не должны чувствовать.
— Обогрев ВНА включить!
— Включил.
— По верхней кромке может быть обледенение.
— Ноль был на шести тысячах. Уже плюсы за бортом. Экипаж спокойно работал. Я поглядывал в локатор; видны были засветки от гроз, отбивались горные вершины и город. За окном фонаря рвался в клочья туман; темнота налетала и растворялась, сменяясь сумеречным светом. Самолет покачивало, и кабина ощутимо тряслась. Стрелка указателя перегрузки то подскакивала до 1,4, то проваливалась до 0,8. Но резких бросков не было, так, легкая болтанка. Иногда солнечный луч врывался в кабину, больно ударяя по привыкшим уже к сумраку глазам.
Внизу показались расчерченные лесополосами поля; неровная лохматая кромка облаков ушла вверх. Открылся горизонт с башнями грозовых туч, упиравшимися в стратосферу своими наковальнями. Впереди величавыми клубами медленно поднималась синяя стена близкой грозы; под нею висели неряшливые седые лохмы осадков, пронизываемые бледно-синеватыми змейками молний. — Поехали влево! Минводы-подход, по курсу засветка, разрешите левее десять. Подход разрешил. Машина в левом крене скользила мимо уходящей вверх, в немыслимую высоту, грозовой стены. Я на секунду представил, как выглядит наш лайнер на фоне синей тучи… блестящая иголочка… Проскочить в чистом небе к третьему развороту не получалось. Засветка на экране локатора слилась со светлым пятном от города, рядом стояли еще две; надо было извиваться. Мы знали, что засветка не определяет границу облака, а показывает только зону наивысшей электрической активности. Значит, пойдем в облаках, держась от засветки на рекомендуемом расстоянии.
Рекомендуемого не получалось, чуть-чуть меньше, но я рассчитывал, что к тому времени мы уже опустимся ниже нижней кромки, зона повышенной электризации останется вверху, а мы локатором будем ощупывать путь под облаками, опасаясь только размытых засветок от осадков.
Снова вошли в облака, низкую кучевку, потом пошли слоистые; в наушниках стал нарастать шум, переходящий в вой и визг. По лобовым стеклам стали проскакивать фиолетовые молнии статических разрядов. Электризация в облаках таки ощутимая. — Чертики побежали…
— Сколько там еще осталось?
— Еще с минуту… потом возьмем курс к третьему.
— Между третьим и четвертым… не вскочить бы.
— Вот в эту дырку… на 600 уже должно быть чисто… ну, дождик зацепим.
— Так, ребята, за посадочный пеленг не заходить. Как боковое?
— Боковое двенадцать. Подходим к третьему. Володя управлял автопилотом по высоте, рука Андрея лежала на рукоятке «Разворот». Пока управление курсом у штурмана. Инженер прикрывал спину, готовый по команде изменить режим двигателей. Я поглядывал.
Грозы развивались и сходились к аэродрому. Еще был проход между горами и тучами, если успеем выполнить четвертый разворот. Я прикидывал, как буду уходить на второй круг: по прямой 300, правым… там засветка. Влево нельзя, там горы. Протянуть подальше по прямой…
Самолет вскочил в облако, резко тряхнуло, накренило, с коротким «пи-пип-пип-пип» отключился автопилот, загорелись табло «Управляй тангажом» и «Управляй креном»; Володя кнопкой продублировал отключение и стал крутить руками. Болтанка не прекращалась, кабину трясло, приборные доски запрыгали на своих амортизаторах. — Режим восемьдесят пять!
— Восемьдесят пять, — как эхо продублировал бортинженер из-за спины. Двигатели зазвенели. Высота шестьсот. — Гасим скорость! Пора шасси.
— Скорость четыреста!
— Шасси выпустить! Грохот, гул, гул, гул… стук замков. Загорелись зеленые лампочки. — Шасси выпущены!
— Закрылки 28!
— Закрылки выпускаются синхронно, стабилизатор перекладывается правильно, предкрылки выпускаются! Скорость триста пятьдесят!