И мать начинала мечтать вслух:
— Обновки — это ещё куда ни шло, а вот купить бы коровёнку. Хоть неказистую. Попили бы дети молока…
Я был не прочь вволю попить молока, но у меня и у сестры Салимэ были свои заветные мечты: сестра хотела шаль, а я новый бешмет, [2] мой старый совсем износился.
Я не посмел сказать про бешмет, но отец угадал мои мысли:
— В это лето у нас прибавится новый работник, Вали начнёт жать. Справим ему новый бешмет, если, конечно, рожь не побьет градом…
С тех пор, что бы я ни делал: сгребал ли сено, распрягал ли лошадь, отводил ли коня пастись на луг, — я думал о золотистом поле поспевающей ржи. Оно сулило нам счастье. После жатвы у нас будут своя молочная корова, свой новый самовар, у сестры шаль, у меня бешмет.
Но над полем высилось небо. Оно могло быть и голубым, и черным в грозу, и добрым, и злым. Небо посылало на землю и солнечные лучи, и дождь, и град.
А какую беду несёт крестьянину летняя гроза с градом, я хорошо знал. Два года назад всю нашу рожь побило градом. Золотое поле превратилось в чёрное месиво. Мы остались без хлеба.
Летние грозы с градом чаще всего бывают в жаркий полдень. С тех пор отец стал бояться полуденной грозы.
Вот и сегодня в полдень по небу поплыли чёрные тучи. Слившись в одну, они заслонили солнце. Стало сумрачно и прохладно. Подул лёгкий ветерок, зашуршали листья деревьев. Где-то вдалеке ухнул гром.
Небо всё темнело и темнело.
И я услышал тревожный голос отца:
— Ой-бай, какая страшная гроза идёт! Как бы не было града! Как бы перед самой жатвой не побило наши хлеба!
Ветер усилился. Улица дымилась, как старый тюфяк из которого выбивают пыль.
Сверкнула молния, и уже совсем близко оглушительно грянул гром, будто там, в небе, невидимый пастух огненным кнутом ударил по тучам, как по стаду чёрных баранов.
— Пронеси, господи! — молила мать грозное чёрное небо. — Не дай погибнуть нашим хлебам!
Крупные капли забарабанили по окнам, по крышам. Пусть дождь, пусть ливень, только не град. Если град, тогда все пропало — и самовар, и корова, и сестрина шаль, и мой новый бешмет…
Как только кончилась гроза, я выскочил на улицу. Дорожные колеи и выбоины залило водой, но не видно было ни одной ледяной горошины. Черные тучи пронеслись, не причинив вреда нашим полям.
И лица выглянувших из домов людей просветлели, как небо, на котором снова ярко светило солнце.
— Уцелели наши хлеба. А дождь славный был, им на пользу…
Кто-то ещё сомневался:
— А не было ли града в поле?
Но ему возразили:
— Тогда бы и на улицу упало хоть несколько градин. А где они?
Все же отец не вытерпел, пошёл в поле проверить. Он возвратился успокоенный, с пучком колосьев в руке.
— Смотри, Вали, какие крупные! Не было в поле града, стоит наша рожь, как стояла. Уже поспевает. И урожай, только б не сглазить, будет богатый. Через недельку, даст бог, сразу после базарного дня, начнём жать.
После базарного дня! Значит, ждать мне осталось недолго.
Вечером в чистом небе сиял молодой месяц, блестящий и острый, как мой будущий серп.
III
На всех старых серпах отец уже давно насёк зубья. В базарный день он купил и принес домой еще один новый серп, красивый, с зелёной ручкой.
Увидев новый серп, я выпалил:
— Пусть он будет моим!
Сестре Салимэ тоже понравился новый серп с зелёной ручкой. Но сестра у меня очень добрая, с младшими никогда не спорит.
И на этот раз Салимэ уступила:
— Я уже привыкла к своему прошлогоднему серпу. Пусть новый достанется Вали, раз ему так хочется.
Я не мог налюбоваться своим новым серпом. По сравнению со старым он казался, таким блестящим, таким красивым! Когда же наконец я начну им жать!
И вот долгожданный день настал.
Мы поднялись раньше обычного, приготовили всё, что нужно, и выехали в поле. Там мы застали некоторых наших односельчан. И для них этот день был большим днём, началом жатвы.
Пока мы с отцом распрягали лошадь, сестра Салимэ с разрешения матери уже принялась жать.
— У нашей Салимэ счастливая рука, — сказала мать, — пусть она и начинает.
А я, новичок, выслушал отцовский наказ. Чтобы не поранить руку, остриё серпа, которым срезаешь колосья, надо немного наклонять вниз. Отец показал мне, как свивать перевясло — соломенный жгут, которым опоясывают сноп.