— Не делай его тонким. Тонкое перевясло порвётся, когда будешь переносить сноп, и сноп рассыплется. Ты понял меня, Вали?
Я ещё немного посмотрел, как быстро и красиво жнёт отец. Серп так и сверкал, словно играя, в его руке.
За отцом встала мать. Я встал между матерью и сестрой.
Я ещё не успел свить перевясло, как впереди меня глухо стукнул о землю третий сноп, поставленный Салимэ.
— Какие снопы тяжёлые! — радовалась сестра. — Это потому, что колосья крупные. Думаю, с одного воза пудов десять — двенадцать намолотим.
К нам подошёл сосед Хаким-бабай.
— Ого! Я вижу, и Вали начал жать. Так и надо. Очень хорошо, очень хорошо!
Я поставил свой первый сноп.
Отец, осмотрев его, посоветовал мне делать перевясла покрепче и собирать снопы крупнее. Тогда выгадываешь время: и перевясел понадобится меньше, и скорей перетаскаешь снопы.
Я готов был слушаться и отца и мать, но мой новый серп меня плохо слушался. Какой-то он тупой, неповоротливый, неудобный… Зря я не отдал его Салимэ!
Но родители подбадривали меня:
— Ничего, ничего получается, а потом будет ещё лучше…
Ныли большие пальцы на руках, но я снова нагибался, врезаясь серпом в гущу ржаных стеблей.
Я обрадовался, когда мать позвала обедать, хоть немного передохну. За обедом я всё поглядывал в поле: там стояло пока всего только двадцать, но моих снопов.
IV
Свою рожь мы убрали, но с новым серпом я не расстался. Мы нанялись жать рожь местного богача Салима-аги.
— Отдыхать будем потом. В страдную пору только и заработаешь, — любил повторять отец.
Первый день я жал вместе со взрослыми от утренней зари дотемна. Никто на меня не жаловался, и я не жаловался на свой серп.
На другой день мы услышали стук колёс. Это приехал бай проверять нашу работу.
Он оставил тарантас на краю поля и зашагал в нашу сторону медленно, озираясь, словно чего-то искал. Я понял: Салим-ага выискивал оставленные нами колоски.
Отец пошел ему навстречу и вежливо приветствовал хозяина. Но бай словно не слышал отцовского приветствия, он начал разговор с попреков:
— Галиахмет, так работать не годится. Грязно жнёшь. Слишком много хлеба остается в поле.
Бай помахал колосками, зажатыми в руке.
Отец стал оправдываться:
— Мы работаем честно и добросовестно, но за каждым колоском не углядишь. Если бы ты сам жал свою рожь, и после тебя бы тоже остались колоски.
Но бай продолжал твердить своё:
— Раз нанялись убирать мой хлеб, то должны работать чисто. Не зря я деньги плачу!
Бай искал повод, к чему бы придраться. Его бегающие глаза остановились на мне:
— А что здесь делает этот мальчишка?
Отец не успел ответить, как бай подошел к копне и, присмотревшись, взял в руки мой сноп.
— Слабо завязано. Когда такой сноп будут переносить, он рассыплется. Так дело не пойдет. Это ты вязал сноп?
Я молчал и, опустив голову, разглядывал свой серп.
— Разве можно доверять серп мальчишке? Какой из него жнец? Он только портит хлеб.
Лицо моё вспыхнуло от обиды. Я считал, что за это время уже научился. А оказывается, я жну плохо. Я только порчу хлеб!
Сперва отец разговаривал с баем сдержанно, но поскольку бай не унимался, отец не вытерпел и начал наступать сам:
— Вряд ли ты, Салим-ага, найдёшь работников лучше, чем наша семья. Но если тебе не нравится наша работа, на тебе свет клином не сошелся. Пойдем к другому хозяину, который не будет нас попрекать так долго и незаслуженно.
Тут Салим-бай уже заговорил по-другому:
— Не горячись, я не хотел тебя обидеть, Галиахмет. Я только хочу, чтобы в поле не оставались колосья. Каждый хозяин заботится о том, чтобы его рожь была чисто убрана.
Потом Салим-бай перевел разговор на погоду, вспомнил прошлый дождь. И начал прощаться.
Стук колёс его тарантаса затих, и мы вздохнули свободно.
Отец был очень доволен, что осадил бая.
— Как разошелся! И это плохо, и то плохо! Думает, раз он богатый — ему всё позволено, может зря обижать честных людей. Да не на такого напал. Я ему не спустил. А когда он понял, что не очень-то мы в нём нуждаемся, — сразу на попятный!
— Ещё бы! — усмехнулась мать. — Дорого ему обойдётся, если мы уйдем. Пока будут искать новых работников, рожь осыплется. А мы без него не пропадём. Вчера я встретила жену Ахмет-бая. Говорит: «Поработали бы у нас, нам нужны хорошие жнецы».
— Все знают, что мы хорошие жнецы, — гордо выпрямился отец. — Вот Николай тоже ищет работников. Предлагал мне за десятину по восемь рублей и еще, говорит, дам фунт сахару и четвертушку чая.