Висенте Бласко Ибаньесъ
Разсказы
Единственный разршенный авторомъ переводъ съ испанскаго Татьяны Герценштейнъ
Книгоиздательство "Современныя проблемы"
МОСКВА. — 1911
Осужденная
Четырнадцать мсяцевъ провелъ уже Рафаэль въ тсной камер.
Его міромъ были четыре, печально-блыя, какъ кости, стны; онъ зналъ наизусть вс трещины и мста съ облупившеюся штукатуркою на нихъ. Солнцемъ ему служило высокое окошечко, переплетенное желзными прутьями, которые перерзали пятно голубого неба. А отъ пола, длиною въ восемь шаговъ, ему едва ли принадлежала половина площади изъ-за этой звенящей и бряцающей цпи съ кольцомъ, которое впилось ему въ мясо на ног и безъ малаго вросло въ него.
Онъ былъ приговоренъ къ смертной казни. И въ то время какъ въ Мадрид въ послдній разъ пересматривались бумаги, относящіяся къ его процессу, онъ проводилъ здсь цлые мсяцы, какъ заживо погребенный; онъ гнилъ, точно живой трупъ въ этомъ каменномъ гробу, и желалъ, какъ минутнаго зла, которое положило-бы конецъ другимъ, боле сильнымъ страданіямъ, чтобы наступилъ поскоре часъ, когда ему затянутъ шею, и все кончится сразу.
Что мучило его больше всего — это чистота. Полъ въ камер ежедневно подметали и крпко скоблили, чтобы сырость, пропитывающая койку, пронизывала его до мозга костей. На этихъ стнахъ не допускалось присутствіе ни одной пылинки. Даже общество грязи было отнято у заключеннаго. Онъ былъ въ полномъ одиночеств. Если бы въ камеру забрались крысы, у него было-бы утшеніе подлиться съ ними скуднымъ обдомъ и погвворить, какъ съ хорошими товарищами; если бы онъ нашелъ въ углахъ камеры паука, то занялся бы прирученіемъ его.
Въ этомъ гробу не желали присутствія иной жизни кром его собственной. Однажды — какъ хорошо помнилъ это Рафаэль! — воробей появился у ршетки, какъ шаловливый мальчикъ. Попрыгунъ чирикалъ, какъ бы выражая свое удивленіе при вид тамъ внизу этого бднаго, желтаго и слабаго существа, дрожащаго отъ холода въ разгар лта, съ привязанными къ вискамъ какими-то тряпками и съ рванымъ одяломъ, опоясывавшимъ нижнюю часть его тла. Воробья испугало, очевидно, это заострившееся и блдное лицо цвта папье-маше и страниое одяніе краснокожаго, и онъ улетлъ, отряхивая крылья, точно хотлъ освободиться отъ запаха затхлости и гнилой шерсти, которымъ несло отъ ршетки.
Единственнымъ шумомъ жизни были говоръ и шаги товарищей по заключенію, гулявшихъ по двору. Эти люди видли по крайней мр надъ головами вольное небо и не дышали воздухомъ черезъ ршетку. Ноги ихъ были свободны и имъ было съ кмъ поговорить. Даже здсь въ тюрьм несчастіе подраздлялось на разряды. Рафаэль догадывался о вчномъ человческомъ недовольств. Онъ завидовалъ тмъ, что гуляли во двор, считая свое положеніе однимъ изъ наиболе жалкихъ. Заключенные завидовали тмъ, что находились за стнами тюрьмы и пользовались свободой. А т, которые ходили въ это время по улицамъ, были можетъ быть недовольны своей судьбой, мечтая, Богъ знаетъ, о чемъ. А еще свобода такъ хороша! Они стоили того, чтобы попасть въ тюрьму и лишиться свободы.
Рафаэль находился на послдней ступени несчастья. Онъ попытался разъ бжать, сдлавъ въ порыв отчаянія отверстіе въ полу, и за нимъ былъ установленъ теперь непрерывный и подавляющій надзоръ. Когда онъ начиналъ пть, ему приказывали молчать. Онъ устроилъ себ развлеченіе, распвая заунывнымъ тономъ молитвы, которымъ научила его мать, и изъ которыхъ онъ помнилъ только отрывки. Но его заставили молчать, можетъ быть изъ опасенія, что онъ хочетъ прикинться сумасшедшимъ. Онъ долженъ былъ все молчать. Его хотли сохранить въ цлости, со здоровымъ тломъ и душою, чтобы палачу не пришлось имть дла съ испорченнымъ мясомъ.
Быть сумасшедшимъ! Да ему вовсе не хотлось сходить съ ума. Но тюремное заключеніе, неподвижность и плохое и скудное питаніе губили его. Онъ началъ страдать галлюцинаціями. Иногда по ночамъ, когда его мучилъ полагающійся по правиламъ тюрьмы свтъ, къ которому онъ не могъ привыкнуть втеченіе четырнанцати мсяцевъ, онъ закрывалъ глаза, и его терзала странная мысль, будто во время сна его враги, т, которые хотли убить его, и которыхъ онъ не зналъ, вывернули ему желудокъ на изнанку и причиняли ему боль острыми кольями.
Днемъ онъ постоянно думалъ о своемъ прошломъ, но мысли его такъ путались, что онъ воображалъ, будто перебираетъ въ памяти исторію другого человка.
Онъ вспоминалъ о своемъ возвращеніи на родину посл перваго знакомства съ тюрьмою за нанесеніе нсколькихъ ранъ. Слава о немъ облетла весь уздъ, и въ трактир на площади собралась толпа, встртившая его криками восторга. Лучшая двушка въ родномъ городк согласилась стать его женою, боле изъ страха и уваженія, чмъ по любви. Гласные городской думы льстили ему, дали ему мсто стражника и охотно поддерживали въ немъ природную грубость съ тмъ, чтобы онъ пустилъ ее въ ходъ во время выборовъ. Рафаэль безпрепятственно царилъ во всемъ узд и держалъ тхъ другихъ изъ падшаго лагеря въ кулак. Но въ конц концовъ это надоло имъ; они привлекли на свою сторону одного смльчака, тоже только-что выпущеннаго изъ тюрьмы и выставили его противъ Рафаэля.