— Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда! — кричал Мак‑Киннон, стуча по прутьям решетки.
Ответа не последовало. Он вновь поднял шум, в голосе его появились истерические нотки. Недовольно ворча, Лефти пришел поинтересоваться, в чем дело.
— В чем дело, черт бы тя побрал? — грозно спросил он, приблизившись к решетке.
В голосе Мак‑Киннона зазвучали слезы.
— О, Лефти, пожалуйста, выпусти меня отсюда. Пожалуйста! Я не выношу темноты. А тут темно… пожалуйста, не оставляйте меня одного. — И, рыдая, он бросился к решетке.
Надзиратель досадливо выругался.
— Еще один слабонервный. Послушай, ты… заткнись и спи, а то я войду, и тогда у тебя будет причина, для воплей! — Он повернулся, собираясь уйти.
Мгновенно Мак‑Киннон превратился в злобного, мстительного человека, не отвечающего за свои поступки и действия которого невозможно предугадать.
— Ну ты, безобразный бабуинище! Ты, крысоподобный идиот! Откуда у тебя такой нос?
Лефти обернулся, на лице у него была написана злоба. Он попытался заговорить — Мак‑Киннон оборвал его.
— Да! Да! — злорадствовал он, как вредный мальчишка. — Мама Лефти испугалась бородавочника…
Надзиратель ударил кулаком в то место где лицо Мак‑Киннона прижималось к прутьям решетчатой двери. Мак‑Киннон увернулся и одновременно схватил его за руку. Не встретив никакого препятствия, надзиратель потерял равновесие и качнулся вперед, его рука по локоть прошла сквозь решетку.
Мак‑Киннон откинулся назад, подтягивая за собой надзирателя до тех пор, пока Лефти не оказался прижатым снаружи к зарешеченной двери, при этом одна его рука полностью была внутри камеры, и Мак‑Киннон изо всей силы сжимал запястье.
Вопль, который готов был вырваться из горла Лефти, оборвался: Мэги приступил к делу. Он вынырнул из темноты, молчаливый, как смерть, его тонкие руки проскользнули сквозь прутья решетки и обвились вокруг мясистой шеи надзирателя. Лефти поднатужился и чуть было не вырвался, но Мак‑Киннон перенес свой вес вправо и перегнул руку, которую он крепко сжимал, едва не сломав ее при этом.
Мак‑Киннону казалось, что они бесконечно долго были в таком положении, подобные гротескным статуям. Пульс барабаном громыхал в ушах, и он даже испугался, что его услышат другие надзиратели и придут на помощь Лефти. Наконец послышался голос Мэги.
— Достаточно, — прошептал он. — Посмотри у него в карманах.
Он проделал это с большим трудом: руки онемели и дрожали от напряжения, к тому же было крайне неудобно действовать через прутья решетки. Ключи оказались в последнем кармане, который он обследовал. Мэги взял у него ключи и отпустил надзирателя — тот мешком упал на пол.
Мэги быстро справился с замком. Дверь открылась со скрипом, заставившим их замереть Дэйв перешагнул через тело Лефти, а Мэги встал на колени, отстегнул дубинку от ремня надзирателя и ударил его за ухом. Мак‑Киннон остановился.
— Ты убил его? — спросил он.
— Нет, конечно, — тихо ответил Мэги — Лефти — один из моих друзей. Идем.
И они торопливо пошли мимо камер по слабо освещенному коридору к двери, ведущей в административные службы, — это был единственный выход. Лефти по небрежности оставил ее приоткрытой, и виднелась светлая щелка. Осторожно приблизившись к двери, они услышали тяжелые шаги. Дэйв попытался найти укрытие, но все, что ему удалось, это вжаться в угол, образованный камерным блоком и стеной Он поискал взглядом Мэги, но тот исчез.
Дверь открылась, вошедший остановился и осмотрелся. Мак‑Киннон увидел, что у него фонарь с ультрафиолетовым лучом и как дополнение к нему ректификационные очки. Он понял, что темнота его не скроет. Луч фонаря скользнул в его сторону — он напрягся, готовый прыгнуть…
И услышал тупой удар. Надзиратель вздохнул, покачнулся и рухнул бесформенной грудой на пол Мэги стоял над ним и созерцал свою работу, поглаживая рабочую часть дубинки пальцами левой руки.
— Достаточно, — решил он. — Идем, Дэйв.
Он проскользнул через дверь, не дожидаясь ответа. Мак‑Киннон последовал за ним. Освещенный коридор сворачивал вправо, в конце его была большая дверь на улицу. Слева от уличной двери была открыта дверь в караульное помещение.
Мэги притянул к себе Мак‑Киннона.
— Дело надежное, — прошептал он. — Там сейчас только дежурный сержант. Мы проскользнем мимо него, затем через эту дверь — и будем наслаждаться свежим воздухом.
Он знаком велел Мак‑Киннону держаться за ним и тихо подкрался к двери. Вытащив маленькое зеркальце из кармана, вшитого в ремень, он лег на пол, прислонился головой к дверному косяку и осторожно просунул крошечное зеркальце на дюйм‑два за порог.
Очевидно, он остался доволен рекогносцировкой, произведенной с помощью импровизированного перископа, он встал на колени и повернул голову так, что Мак— Киннон смог разобрать слова, слетевшие с его губ:
— Все в порядке, — прошептал он, — там только…
Немезида, облаченная в форму надзирателя и весом в сто килограммов, опустилась на его плечи Послышались звуки тревоги. Мэги отчаянно сопротивлялся, но он имел дело с профессионалом, к тому же его застали врасплох. Он рывком освободил голову и закричал:
— Беги, малыш.
Мак‑Киннон слышал, как со всех сторон — сбегается охрана, но не мог отвести глаз от двух борющихся фигур. Он стряхнул оцепенение и ударил ногой более крупного из двух противников в лицо. Человек закричал и отпустил свою добычу. Мак‑Киннон схватил своего маленького компаньона за воротник и рывком поставил на ноги. В глазах Мэги светилось веселье.
— Прекрасно сыграно, друг мой — прокомментировал он, когда они проскакивали через уличную дверь, — не похоже на игру в крикет! Где ты научился этому приему каратэ?
Мак‑Киннону некогда было отвечать, он старался не отстать от стремительно бежавшего Мэги. Они пересекли улицу, промчались по аллее, миновали два дома.
Последующие минуты или часы смешались в голове Мак‑Киннона. Позже он вспоминал, как они ползли по крыше, затем спускались и на корточках крались в темноте внутреннего дворика, но не мог вспомнить, как они попали на крышу. Запомнилось ему и то, как они долго сидели съежившись в весьма неаппетитных бочках для отбросов, и ужас, который он испытал, когда к его бочке приблизились шаги и сквозь щель блеснул свет фонаря.
Вскрик и звук убегавших ног, последовавшие за этим, дали ему понять, что Сгиня отвлек погоню на себя. Но когда Сгиня наконец вернулся и открыл крышку бочки, Мак‑Киннон чуть не задушил его, не сразу поняв, кто это.
Когда все утихло, Мэги повел его по городу, проявив себя при этом знатоком задних дворов, кратчайших путей и всяческой маскировки. Они достигли окраин города в одном из ветхих бедных кварталов. Мэги остановился.
— Пожалуй, это и есть городская черта, малыш, — сказал он Дэйву. — Если пойдешь по этой улице, вскоре окажешься за городом. Ты ведь этого хотел, не так ли?
— Наверно, — ответил Мак‑Киннон, тревожно вглядываясь в смутные очертания домов. Потом он повернулся к Мэги.
Но Мэги исчез. Он растворился в темноте. Его не было ни видно, ни слышно.
Мак‑Киннон отправился в указанном направлении с тяжелым сердцем. Не было никаких причин ожидать, что Мэги останется с ним услуга, которую оказал ему Дэйв, была отплачена с лихвой — но все же он потерял единственного человека, отнесшегося к нему дружелюбно в этом странном месте. Он чувствовал себя одиноким и слабым.
Мак‑Киннон старался идти очень осторожно и бесшумно, опасаясь нарваться на патруль. Он уже прошел, наверное, несколько сотен метров, как вдруг услышал шипение и замер, сразу покрывшись гусиной кожей от страха.
Он стиснул зубы, борясь с паникой, и сказал себе, что полицейские не шипят, — и тут увидел невысокую тень и ощутил прикосновение к руке.
— Дэйв.
Мак‑Киннон испытал детское чувство облегчения и радости.
— Сгиня!
— Я передумал, Дэйв. Жандармы схватят тебя еще до рассвета. Ты ведь не знаешь пути поэтому я вернулся.