- Что же нам остается делать? - продолжала Элис, как всегда, кротко и рассудительно. Нам нужно воспитывать, нам нужно воображать по-новому, нам нужно ждать.
Подполковник стиснул зубы. Спереди у него но хватало четырех и еще куска от другого зуба, и его два раза таскали к злодею-дантисту, но подполковник убегал от своих конвоиров.
- Как это воспитывать? Как воображать по-новому? Как ждать?
- Воспитывать взрослых, - ответила Элис. - Мы расстанемся сегодня вечером. Да, Редфорт, - обратилась она к подполковнику, потому что он засучил рукава, - расстанемся сегодня вечером! И давайте во время будущих каникул - ведь они скоро начнутся - подумаем о том, как перевоспитать взрослых и показать им, какою должна быть жизнь. Давайте скроем свои мысли под видом романов. Ты, я и Нетти! Уильям Тинклинг пишет разборчивей и быстрее всех, поэтому он перепишет наши сочинения. Согласны?
Подполковник хмуро ответил:
- Ничего не имею против. - Потом спросил: - А как насчет воображения?
- Мы будем воображать, - сказала Элис, - что мы дети; мы не будем воображать себя взрослыми, - ведь они должны нам помогать, а не хотят и совсем нас не понимают.
Подполковник, все еще очень недовольный, проворчал:
- А как насчет ожидания?
- Мы будем ждать, - сказала маленькая Элис, взяв за руку Нетти и глядя на небо, - мы будем ждать, верные и постоянные до гроба, пока жизнь не изменится, да так, что все нам будут помогать и никто не станет над нами смеяться, а феи вернутся. Мы будем ждать, верные и постоянные до гроба, пока нам не исполнится восемьдесят, девяносто или сто лет. А тогда феи пошлют детей и нам, к мы поможем им, прелестным бедняжкам, если они будут воображать по-нашему.
- Так и сделаем, милая! - сказала Нетти Эшфорд. обнимая ее обеими руками за талию и целуя. - А теперь пусть мой муж пойдет купить нам вишен, деньги у меня есть.
Я самым дружеским образом пригласил подполковника пойти со мной вместе, но он настолько забылся, что в ответ на приглашение лягнул ногой, потом бросился животом на траву и принялся выдергивать ее и жевать. Впрочем, когда я вернулся, Элис уже почти удалось рассеять его дурное настроение, и теперь она утешала его рассказами о том, как скоро всем нам будет по девяносто лет.
Пока мы сидели под ивой и ели вишни (по-честному, потому что Элис выдала каждому его долю), мы затеяли игру в девяносто лет. Нетти стала жаловаться, что у нее, старенькой, болит спина, так что она даже захромала, а Элис спела песенку по-старушечьи, но песенка была очень красивая, и всем нам стало весело. Впрочем, не знаю, взаправду ли весело, но, во всяком случае, уютно.
Вишен была целая куча, а Элис всегда брала с собой какой-нибудь хорошенький мешочек, коробочку или сундучок со всякими вещицами. В тот вечер она взяла с собой крошечную рюмочку. И вот Элис и Нетти сказали, что они сделают нам вино из вишен, чтобы выпить за нашу любовь, на прощанье.
Каждый получил по целой рюмке, и вино оказалось превкусное; и каждый произносил тост: "За нашу любовь, на прощанье". Подполковник выпил свое вино последним, и мне сейчас же пришло в голову, что оно сейчас же ударило ему в голову. Так иди иначе, но, опрокинув рюмку, он стал вращать глазами, а потом отвел меня в сторону и хриплым шепотом предложил, чтобы мы оба "все-таки похитили их".
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил я своего противозаконного друга.
- Похитим наших жен, а потом пробьем себе дорогу, не задерживаясь на поворотах, и прямо - марш к Испанскому океану! - ответил подполковник.
Может, мы и сделали бы такую попытку, хотя, по-моему, из нее все равно ничего бы не вышло; но мы оглянулись и увидели, что под ивой только месяц светит, а наши милые, прелестные жены ушли. Тут мы залились слезами. Подполковник разревелся вторым, а успокоился первым; но ревел он здорово.
Мы стеснялись своих красных глаз и полчаса с ними возились, - все старались их побелить. Подвели себе глаза куском мела - я подполковнику, а он мне, - но потом в спальне увидели в зеркало, что получилось ненатурально, не говоря уж о воспалении. Тут мы завели разговор насчет девяноста лет. Подполковник сказал мне, что у него есть пара башмаков, на которые нужно поставить подметки и каблуки; но едва ли стоит говорить об этом отцу, потому что подполковнику очень скоро стукнет девяносто лет, а тогда будет удобнее носить туфли. Еще подполковник сказал, уперев руку в бок, что уже чувствует, как стареет и у него начинается ревматизм. А я сказал ему то же самое о себе. А дома, когда родные говорили за ужином (они вечно пристают то с тем, то с другим), что я начал горбиться, я так обрадовался!
Этим кончается вводная часть, которой вы должны были верить больше всего.
ЧАСТЬ II - Сочинение мисс Элис Рейнберд
{Семи лет. (Прим. автора.)}
Жил-был один король, и была у него королева; и он был самый мужественный из мужчин, а она была самая очаровательная из женщин. Король был по профессии государственным служащим. Отцом королевы был деревенский доктор.
У них было девятнадцать человек детей и постоянно рождались новые дети. Семнадцать человек этих детей нянчили младшего, грудного ребеночка: Алиса, старшая, нянчила всех прочих. Возраста они были разного: от семи лет до семи месяцев.
Теперь перейдем к нашему рассказу.
Однажды король шел на службу и зашел в рыбную лавку купить полтора фунта лососины - кусок не слишком близко к хвосту, - потому что королева (она была хорошая хозяйка) попросила его прислать домой лососины. Мистер Пиклз, торговец рыбой, сказал:
- Пожалуйста, сэр: а не угодно ли вам еще чего-нибудь? До свиданья.
Король шел на службу печальный, потому что до дня получения жалованья оставалось еще очень много времени, а некоторые его милые детки уже выросли из своих платьев. Не успел он уйти далеко, как вдруг мальчик, посыльный мистера Пиклза, догнал его и спросил:
- Сэр, вы не заметили старушки у нас в лавке?
- Какой старушки? Я никакой старушки не заметил, - ответил король.
Надо вам знать, что король потому не заметил никакой старушки, что эта старушка была для него невидима, а видима только для мальчика мистера Пиклза. Может, это получилось потому, что мальчишка так возился и так брызгался водой и с такой силой швырялся рыбами, что, будь она для него невидима, он испортил бы ей платье.
Тут как раз прибежала и старушка. Она была одета в богатейшее платье из шелка, переливающегося разными цветами, и пахла сушеной лавандой.
- Вы король Уоткинз Первый? - спросила старушка.
- Да, - ответил король, - моя фамилия Уоткинз.
- Если не ошибаюсь, вы папа прекрасной принцессы Алисы? - спросила старушка.
- И восемнадцати других милых деток, - ответил король.
- Слушайте! Вы идете на службу? - сказала старушка.
Тут король сразу же догадался, что она, должно быть, фея, - иначе как она могла знать, куда он идет?
- Вы правы, - сказала старушка, отвечая на его мысли. - Я добрая фея Грандмарина. Внимание! Когда вы вернетесь домой, вежливо попросите принцессу Алису скушать немного лососины - вот той, что вы сейчас купили.
- Лососина может ей повредить, - сказал король.
Старушка так рассердилась на эту нелепость, что король очень испугался и смиренно попросил у нее прощения.
- Слишком уж много твердят: одно вредно, другое вредно, - сказала старушка с величайшим презрением. - Не жадничайте! Должно быть, вам самим хочется съесть всю лососину.
Выслушав этот упрек, король повесил голову и сказал, что никогда больше не будет говорить про вредное.
- Так будьте паинькой и не делайте этого, - сказала фея Грандмарина. Когда прекрасная принцесса Алиса согласится отведать лососины - а я думаю, она согласится, - вы увидите, что она оставит рыбью косточку на тарелке. Попросите ее высушить эту косточку, натереть ее и полировать, пока она не заблестит, словно перламутр, а потом пусть бережет ее как подарок от меня.
- Это все? - спросил король.
- Потерпите немножко, сэр, - строго заметила ему фея Грандмарина. - Не прерывайте других, пока они не кончат говорить. И что это за привычка у вас, взрослых, - вечно вы всех прерываете.