Хуснайин постучал костылем в дверь. Через некоторое время, нарушая спокойную тишину ночи, дверь со скрипом отворилась. На пороге стояла женщина со светильником в руке. Это была мать Хуснайина — высокая, сухая, костлявая, с желтым морщинистым лицом. Редкие пряди волос в беспорядке падали на ее плечи. Глаза ее выражали страх. Они как будто говорили, что этой женщине нечего ждать, кроме новых несчастий.
— Что хорошего, сын мой? — спросила мать. Казалось, она собрала последние силы, чтобы произнести эти слова.
Голова Хуснайина нервно дернулась.
— Ничего хорошего, мама, — ответил он.
Мать больше ничего не сказала и закрыла дверь… Она дрожала. В комнатах было сыро, капли воды стекали со стен и падали с потолка.
Одну комнату занимали мать и отец, другую — дети, восемь человек, в том числе и Хуснайин.
Мать ушла к себе, но скоро вернулась.
— Хочешь есть, Хуснайин?
— Нет, мама.
Хуснайин знал, что если бы даже он и попросил есть, ему бы ничего не могли дать, кроме лепешки и маленького кусочка засохшего сыра.
— Не отчаивайся, сынок, настанут и для тебя хорошие деньки. Потерпи еще, все уладится! — произнесла мать хриплым, прерывающимся голосом и исчезла в другой комнате.
Последняя фраза матери не выходила из головы Хуснайина. Он присел на что-то, заменявшее стул, костыль прислонил к стене.
В комнате стояла кровать, если так можно было назвать то, на чем спали дети. Единственное одеяло не могло укрыть всех, и кто-нибудь обязательно оставался раскрытым. На стене был прикреплен светильник. На полу лежала циновка. Через комнату тянулась веревка, на которой висела рваная одежда. Веревка слегка покачивалась, и тени от одежды скользили по полу и по кровати. Хуснайину эти тени казались трупами невинных людей, повешенных по приказу тирана…
«Потерпи еще, все уладится!» Но ведь и так вся его жизнь была сплошным терпением…
Хуснайин появился на свет в тот год, когда мир превратился в чудовищную фурию, пожирающую людей и коверкающую их жизнь. Он родился в бедной семье, не имевшей ничего, кроме чести, которая помогает голодным людям переносить тяжелые удары судьбы. После Хуснайина мать родила еще семерых детей.
Его отец, Абдуль Маджид, был мелким торговцем и жил в деревне. Потом он переехал с женой в Каир и нанялся продавцом к богатому владельцу магазина.
Отец Хуснайина всю жизнь работал в магазинах, торгующих тканями, и ему не раз приходилось переходить от одного хозяина к другому.
Несчастья Хуснайина начались с того дня, когда он совсем маленьким мальчиком заболел детским параличом. Матери Хуснайина с большим трудом удалось пробиться с ним через толпу больных, ожидавших приема, и показать его врачу. Врач надменно сказал: «Такого лекарства, которое помогло бы твоему сыну, нет. Его болезнь неизлечима. Убирайся отсюда!»
Возвращаясь домой, мать думала: «Аллах вылечит его, и мне не придется больше обращаться к врачам. Никогда не пойду в больницу, если заболеют мои дети. Лучше умереть».
Когда Хуснайину исполнился год, отец сделал ему костыли, и с их помощью ребенок начал учиться ходить. Мать посмотрела на него и, сокрушенно вздыхая, сказала отцу: «Несчастный мальчик! Хроменький».
Постепенно Хуснайин привык к тому, что родители, а за ними и братья и сестры, глядя на него, с горечью шепотом говорили: «Хроменький».
Отец всегда относился к Хуснайину с жалостью и сочувствием. Он решил дать сыну такое же образование, какое получали дети богатых людей. Быть может, этим он хотел помочь обездоленному ребенку, развить в нем чувство собственного достоинства.
Мальчик начал ходить в школу. Никто не знал, как страдал он от насмешек товарищей и пренебрежительного отношения учителей. Никто не знал, как мучительны для него были колебания отца: дать ему окончить школу или нет. Эти колебания создавали дома гнетущую обстановку. Всем было тяжело, но все сознавали, что Хуснайин — инвалид и только ученье может сделать его человеком.
Мать говорила:
— Грех взять его из школы, он же не такой, как его братья. Они здоровы, а он нет.
Отец спрашивал:
— Но откуда же взять денег? Украсть, что ли? Ведь я получаю гроши.
— Будем голодать, но он должен получить диплом! Это единственное средство помочь ему в жизни, — отвечала мать.
— А как же остальные? Его братья?
… Хуснайин снова ходил в школу, и каждый пиастр, который отец вносил за его обучение, был сбережен за счет экономии на хлебе насущном.