— Я пойду к госпоже Таваддуд, — сказал он, — попрошу у нее денег взаймы.
Он направился к дому госпожи Таваддуд и постучал в дверь. С трудом очнувшись от сна, удивленный дядюшка Сид бросился открывать парадную дверь. Перед ним стоял Абдарразик Митвалли. Сид сердито взглянул на посетителя и спросил, что ему нужно. Митвалли со слезами на глазах и болью в сердце рассказал о своем положении. Слуга смягчился, проводил его в гостиную, в которую никто не входил уже несколько месяцев, и усадил на стул, серый от покрывавшей его пыли.
Затем дядюшка Сид направился к двери, которая вела на женскую половину, и долго хлопал в ладоши. Наконец в окне показалась служанка, и Сид сообщил ей, что Абдарразик Митвалли хочет видеть госпожу — хозяйку дома.
Госпожа в это время дремала, сидя на подушке, и видела во сне вкусную еду. Ее не стали будить. Прошло полчаса, час. Нервничая, Абдарразик пошел искать дядюшку Сида и увидел, что тот сидит у порога женской половины, терпеливо ожидая распоряжений госпожи. Абдарразик попросил, чтобы ему разрешили войти, и, не дожидаясь ответа слуги, поднялся в большой зал, где находилась госпожа. Молодой человек громко окликнул ее. Госпожа Таваддуд проснулась и удивилась неожиданному появлению гостя, но сделала вид, что рада его приходу, и усадила рядом с собой. Хлопнув в ладоши, хозяйка потребовала кофе, но Абдарразик отказался от угощения, сказав, что торопится. Он взволнованно поведал ей о своем положении и со слезами на глазах стал целовать ей руки, умоляя о помощи. Он просил дать ему немного денег, обещая вернуть их, как только начнет работать. Госпожа нахмурила лоб и задумалась. Вдруг на ее лице появилась приветливая улыбка. Это обрадовало и успокоило Абдарразика.
— Ты сын моей дорогой, любимой родственницы, которую я уважала больше, чем родную сестру. Разве я могу в чем-нибудь отказать тебе? Но ты знаешь мое положение, Абдарразик. Проходимцы обобрали меня. Я совсем обеднела, у меня ничего нет, но я все-таки постараюсь тебе помочь.
Она открыла кошелек, сшитый из старых тряпок, и долго рылась в нем. Наконец она нащупала монету в пять курушей и сунула ее молодому человеку в руку. Он разжал ладонь и раскрыл рот от удивления. Робость в его глазах сменилась гневным пламенем, которое, казалось, сожжет того, кто рядом с ним.
— Пять курушей! Пять курушей! Моя жена должна родить! Ты сумасшедшая! У тебя сорок тысяч фунтов в банке, а ты отказываешь мне в одном фунте!
Он швырнул монету на пол, и она куда-то покатилась. Абдарразик выбежал из комнаты, как безумный, ничего не видя перед собой.
Не успела захлопнуться за ним дверь, как госпожа Таваддуд поспешно надела очки и стала ползать по полу, с трудом передвигая свое тучное тело — она искала пять курушей. Уже почти отчаявшись найти монету, она обнаружила ее лишь через полчаса, когда пот градом катился со лба. Жадно схватив деньги, госпожа водворила их обратно в кошелек из старых тряпок, гневно приговаривая:
— Он отказался от подаяния, аллах ничего не пошлет ему.
Путешественник
Перевод Н. Прошина
Мухаммед Наджи-бек Абдаллах жил в своем доме неподалеку от духовной школы Аль-Азхар[4] вместе с матерью, няней и несколькими преданными слугами.
Жизнь Наджи-бека была вполне обеспеченной: его месячный доход составлял сотню египетских фунтов; ему не на что было роптать и жаловаться. Наджи-беку минуло сорок восемь лет, и его черная борода была уже немного тронута сединой. Он всегда носил цветной или черный редингот, а на голове — неизменный широкий, немного приплюснутый торбуш.
Наджи-бек когда-то учился в начальной школе, но свидетельства об ее окончании не получил. И хотя впоследствии он брал уроки у частных преподавателей и слушал лекции в Аль-Азхаре, но и там постиг не много. К сорока годам Наджи-бек понял, что знаний у него маловато, но не отчаивался и хотел снова засесть за книги. Он решил учиться у шейха Мабрука аль-Хизами, старого профессора, ушедшего на покой. За небольшую плату Наджи-бек изучал у него право и догмы мусульманской религии.
Несмотря на все усердие Наджи-бека, он не научился ничему из-за своей тупости, зато его приятели, знавшие, сколько труда тратит он на науки, стали называть Наджи-бека «ученым», что его вполне удовлетворяло. Наджи-бек часто ходил в Аль-Азхар навестить своих друзей — «ученых».