— Вот так? — И Люсиль плеснула немного кофе из изящного серебряного носика в оба стакана.
— Да! — восторженно выпалили дети.
— Мама не хочет, чтобы мы пили кофе, — объяснил Ники, — но когда она не видит, папа отливает нам немножко, вот как вы сейчас. Папа говорит, что без кофе у него весь день пошел бы насмарку, и у меня то же самое… Да, уж Кэтрин не дала бы нам так запросто кофе, а, Элоиза?
— Дождешься от нее, как же! — Элоиза, смакуя, сделала большой глоток из стакана, который она держала обеими руками.
Люсиль почувствовала, как у нее откуда-то из глубины поднимается теплая волна и румянцем загорается на ее щеках. Она понравилась детям, в этом не было никаких сомнений. Она вспомнила, как часто за те три года, что работала горничной в разных домах (Люсиль привыкла считать, что быть горничной — это единственное, на что она способна), она приходила в городской парк только для того, чтобы посидеть на скамейке и посмотреть на играющих детей. Но те дети обычно были чумазыми и ужасно сквернословили, да и она всегда оставалась для них чужой. Однажды она видела, как мать ударила собственного ребенка прямо по лицу. Люсиль вспомнила, как убежала из парка, не в силах перенести боль и ужас…
— А почему у тебя такие большие глаза? — спросила Элоиза.
Люсиль вздрогнула.
— У моей мамы тоже были большие глаза, — проговорила она неуверенно, словно признаваясь в чем-то предосудительном.
— А-а, — кивнула Элоиза, вполне удовлетворенная таким ответом.
Люсиль медленно отрезала кусочек омлета, хотя есть ей совершенно не хотелось. Прошло три недели с тех пор, как умерла ее мать. Всего три недели, а кажется, что гораздо, гораздо больше. Это потому, что она старалась забыть, подумала она, забыть о безнадежной мечте последних трех лет, надежде на то, что мать сможет поправиться в санатории. Но что значит — поправиться? Болезнь была чем-то, совершенно с ней не связанным, чем-то, что ее убило. Бессмысленно было надеяться на то, что мать станет психически здоровой, ведь она — Люсиль хорошо это знала — раньше такой не была. И врачи говорили ей то же самое. Они много чего ей тогда говорили, в том числе и о ней самой. Много хорошего, обнадеживающего — что она нормальна, как и ее отец. Глядя на дружелюбное личико сидевшей напротив Элоизы, Люсиль почувствовала, как возвращается теплая волна радости. Да, в этом чудесном доме, вдали от всего мира, она сможет все забыть и начать все сначала.
— Не пора ли нам заняться мистером Желе? — спросила она.
— Но вы же еще не поели. — Ники показал на ее тарелку.
— Я не проголодалась.
Люсиль разделила между ними лишнюю порцию сладкого.
— Мы могли бы сходить сейчас в песочницу, — предложил Ники. — Мы обычно ходим туда только по утрам, но я хочу, чтобы вы посмотрели на наш замок.
Песочница была за домом, в углу, образованном пристройкой. Люсиль присела на деревянный край песочницы, а дети принялись, как гномики, копошиться в песке — сгребать его в кучу и утрамбовывать ладошками.
— Чур, я буду пленной принцессой! — закричала Элоиза.
— Ладно, а я спасу ее, Люсиль. Вот увидите.
Замок из мокрого песка рос на глазах. У него были башенки с жестяными флажками, ров и подземный мост, выполненный из крышки сигарной коробки, присыпанной песком. Люсиль смотрела как завороженная. Ей вдруг живо вспоминалась история Бриана де Буагильбера и Ревекки. Она прочла «Айвенго» не отрываясь, за один присест, потеряв представление о времени и пространстве. Точно так же, как сейчас.
Когда замок был готов, Ники положил внутрь, сразу за подъемным мостом, полдюжины мраморных шариков.
— Это хорошие солдаты, они попали в плен, — объяснял он ей. Вторую жестяную крышку от сигарной коробки он держал перед ними до тех пор, пока не соорудил стену из песка. Затем он поднял крышку, чтобы песочная дверь прикрывала потайной ход.
А Элоиза тем временем набирала на площадке возле дома маленькие камешки-снаряды.
— Мы разбомбим ворота, и хорошие солдаты спустятся вниз по холму и перейдут через мост. Тогда я спасена!
— Не рассказывай ей! Она сама увидит!
Ники с серьезным видом швырял камешки от края песочницы, противоположного воротам замка, а Элоиза, стоя за замком, в промежутке между выстрелами пыталась по мере возможности восстановить разрушенное, поскольку она была не только пленной принцессой, но и осажденной армией.
Ники вдруг остановился и посмотрел на Люсиль.
— Папа умеет стрелять при помощи палочки. Он кладет на один конец камешек и бьет по другому. Это называется баллиска.