Пока не была еще замужем княжна Урусова, у Хитровой бывали балы и танцевальные вечера; роскоши в доме не было: зала была невелика, однако для пол-Москвы доставало места, и все веселились больше, может быть, чем теперь веселится молодежь, потому что и гости менее требовали от хозяек, и хозяйки были так приветливы и внимательно радушны, как теперь, я думаю, немногие умеют быть со своими гостями.
Вот еще особенность в характере Настасьи Николаевны Хитровой. Она была не то что малодушна, а очень вещелюбива, любила, когда ей привозят в именины и в рожденье или в новый год какую-нибудь вещицу или безделушку. Она не смотрела, дорогая ли вещь или безделка, и трудно было угадать, что ей больше понравится. Для всех этих вещей у ней было несколько шкапов во второй гостиной, и там за стеклом были расставлены тысячи разных мелочей, дорогих и грошовых. Она любила и сама смотреть на них, и показывать другим, и ей это доставляло большое удовольствие, когда хвалили ее вещицы.
Вообще обо всем семействе Хитровых и Урусовых следует сказать, что это было истинно благочестивое и христианское семейство, гостеприимное, радушное, где никто из гостей не был стеснен, каждый чувствовал себя как бы дома, но никто не смел дозволить себе ни малейшего двусмысленного слова и, Боже избави, злословия на счет ближнего. Все только и помышляли о том, как бы угодить почтенной старушке, умевшей заслужить всеобщее уважение московского общества, которая родилась, жила весь век в Москве, умерла, будучи почти 80 лет,[* Родилась в 1764 году; скончалась 1 января 1840 года.] и никого никогда не обидела, никому не казала жесткого слова, и потому никто не помянет ее лихом, но все с сожалением вздохнут о ней и помянут добром.
Сестра Анна Петровна, давно собиравшаяся вступить в монастырь и подготовлявшая все к своему выходу из мира, после нескольких лет испытания решилась, наконец, исполнить свое давнишнее намерение. Последние годы она больше все жила у брата Николая Петровича в Москве, в его доме на Знаменке, а летом — в селе Покровском, в маленьком летнем домике и частию гостила у нас. Свою костромскую деревню по смежности с деревнею брата сестра отдала ему, а себе выговорила пожизненную плату по скольку-то в год; серебро свое частью отдала мне, сестре Вяземской и Комаровой; также раздала и деньги. Во время стройки дома я заняла у сестры 18 тысяч ассигнациями; она отдала их Грушеньке н Анночке и оставила себе только на приобретение кельи и на самонужнейшие расходы.
Изо всех московских монастырей ближайшие от всех нас были два: Алексеевскии — у Пречистенских ворот и Зачатиевский — за Остоженкой. Оба монастыря были прекрасные, но первый был совсем на юру и на шумном месте, а Зачатиевский и теперь в глухом месте, в то время был почти и совсем за городом, и, кроме того, там была церковь, строенная нашими Римскими-Корсаковыми, и дедушка, батюшкин отец Михаил Андреевич там погребен вместе с своими родителями. По этой причине сестра и облюбовала этот монастырь.
Мы всегда часто езжали в этот монастырь и очень к нему привыкли. Когда у батюшки был еще старый дом у Ильи Обыденного, откуда я шла замуж, мы зачастую бывали там по воскресеньям и праздникам, знали игуменью и многих монахинь и были там точно у себя В детстве моем там была игуменья Амфилохия, а в скором времени после моего замужества туда поступила Доримедонта, из рода Протопоповых, и скончалась в 1817 году в преклонных летах. Сестра при ней еще устроилась насчет кельи, но не суждено ей было пожить при ней
Бывшая игуменья Георгиевского девичьего монастыря (который после 1812 года был упразднен) старица Митрополия поступила в 1818 году в Зачатиевский монастырь Она была добрая и простая старуха, но уж очень бестолкова, и при ней-то пришлось моей сестре быть в монастыре а казначея была мать Палладия, преумная, престрогая, которая очень понравилась сестре, и она избрала ее себе матерью-наставницей. Очень было мне грустно расставаться с сестрой пред ее поступлением в монастырь, и в первое время ее там пребывания она просила всех нас, своих знакомых и родных, чтобы мы ее не посещали и дали ей привыкнуть к своей келье.
Отказываясь от всех сует житейских, сестра устроилась в своей келье как возможно проще и, кроме полудюжины серебряных столовых и чайных ложек. ничего ценного и дорогого с собой не взяла. Три небольших комнатки и кухонька, в которой поместилась Спиридоновна-стряпуха, благочестивая вдова-солдатка, жена одного солдата, убитого в 1812 году, — вот келья, в которую переехала сестра Анна Петровна. Она вела самую уединенную и монашескую жизнь: ходила в церковь постоянно ко всем службам, келий чужих не посещала, у себя занималась рукоделием, работала что-нибудь для церкви, и так как хорошо вышивала золотом, то вышила много для церкви по карте. К себе она принимала всех, кто приходил, и сказала раз навсегда Спиридоновне, чтобы тем из монахинь, которые придут попросить чего-нибудь: муки, крупы, маслица и т. п., ни в чем никогда не отказывать, и каждый день хотя несколько копеек положила себе всегда подавать нищим, которые стоят при выходе из церкви, а тогда их бывало очень много.