Таким образом, Кинрад не мог узнать, почему Вейл чрезмерно раздражителен, а Марсден — нетерпеливей остальных. Он не располагал данными о прошлом своих товарищей, которые помогли бы ему понять, почему Нильсен потенциально самый опасный, а Арам наименее устойчивый. И он не мог настаивать на том, чтобы Бертелли объяснил своё присутствие на корабле. До успешного завершения их миссии история каждого оставалась скрытой за плотным занавесом, сквозь который лишь иногда можно было разглядеть что-то малозначительное.
Прожив бок о бок с ними почти четыре года, он теперь знал их так, как не знал никого, но всё же не так, как узнает в один прекрасный день на зелёных лугах Земли, когда полёт станет прошлым, табу будет снято и они смогут делиться воспоминаниями.
Он любил размышлять об этих вещах, потому что у него возникла одна идея, которую он по возвращении собирался предложить вниманию специалистов. Идея касалась отбывающих пожизненное заключение. Он не верил, что все преступники глупцы. Наверняка многие из них — умные люди с тонкой душевной организацией, которых что-то столкнуло с так называемого прямого пути. У некоторых из них, когда они оказывались запертыми в четырёх стенах, начинался приступ «чарли», они пытались вырваться любой ценой, бросались о кулаками на надзирателя — всё, всё, что угодно, лишь бы бежать, — и результатом этого было одиночное заключение. Это всё равно что лечить отравленного ещё более сильной дозой отравившего его яда. Нельзя так, нельзя! Он был твёрдо убеждён в этом. В Кинраде было что-то от реформатора.
На его рабочем столе всегда лежала составленная им, аккуратно написанная от руки программа профилактических мер для тех пожизненно осуждённых, которым угрожает помешательство. Программой предусматривалось постоянное индивидуальное наблюдение и своевременное использование трудотерапии. Какова практическая ценность этой программы, Кинрад не знал, но выглядела она конструктивной. Это было его любимое детище. Пусть маститые пенологи[8] рассмотрят его и проверят на практике. Если он окажется стоящим (а Кинрад был склонен думать, что так оно и будет) их полёт принесёт миру пользу ещё в одном, совершенно непредвиденном отношении. Ради одного этого стоило его предпринять.
Тут его мысли были прерваны неожиданным появлением Нильсена, Вейла и Марсдена. За ними стояли Арам и Бертелли. Кинрад выпрямился, не вставая, и проворчал:
— Замечательно! У пульта управления — ни души.
— Я включил автопилот, — сказал Марсден. — Он продержит корабль на курсе четыре-пять часов, вы нам это сами говорили.
— Верно. — Он обвёл их лица пристальным взглядом. — Ну, так что же означает эта мрачная депутация?
— Кончается четвёртый день, — сказал Нильсен. — Скоро начнётся пятый. А мы по-прежнему ищем Солнце.
— Ну и что?..
— Я не уверен, что вы знаете, куда мы летим.
— А я уверен.
— Это точно или вы морочите нам голову?
Поднявшись на ноги, Кинрад сказал:
— Хорошо, допустим, я признаюсь, что мы летим вслепую, что тогда вы сделаете?
— На этот вопрос ответить легко, — сказал Нильсен тоном человека, худшие опасения которого оправдываются. — Когда умер Сэндерсон, мы выбрали в капитаны вас. Мы можем отменить решение и выбрать другого.
— А потом?
— Полетим к ближайшей звезде и постараемся найти планету, на которой мы могли бы жить.
— Ближайшая звезда — Солнце.
— Да, если мы идём правильным курсом, — сказал Нильсен.
Выдвинув одни из ящиков стола, Кинрад извлёк оттуда большой свёрнутый в трубку лист бумаги и развернул его. Сетку мелких квадратиков, густо усыпанную крестиками и точками, пересекала пологая кривая — жирная чёрная линия.
— Вот обратный курс. — Он поочерёдно ткнул пальцем в несколько крестов и точек. — Непосредственно наблюдая эти тела, мы в любой момент можем сказать, правилен ли наш курс. Есть только одно, чего мы не знаем точно.
— Что же? — спросил Вейл, хмуро глядя на карту.
— Наша скорость. Её можно измерить только с пятипроцентной погрешностью в ту или иную сторону. Я знаю, что наш курс правильный, но не знаю точно, сколько мы прошли. Вот почему мы ожидали увидеть Солнце четыре дня назад, а его всё нет. Предупреждаю вас, что это может продлиться и десять дней.
Чётко выговаривая каждое слово, Нильсен сказал:
— Когда мы улетали с Земли, созвездия были сфотографированы. Мы только что накладывали на экран плёнки — не сходится.
— Как же может сойтись? — в голосе Кинрада зазвучало раздражение. Ведь мы не в той же точке. Обязательно будет периферическое смещение.