— Сюда идёт моя дочь Марва. Вы не возражаете, если она покажет вам ваше жильё?
Гость окинул комнату оценивающим взглядом. Удобная постель, изящная мебель.
— Вам нравится здесь? — спросила Марва.
— Да, конечно. — Его серые глаза внимательно рассматривали девушку: она была высокая, стройная, рыжеволосая, с зелёными глазами и изящной, вполне оформившейся фигурой. Потерев рукой массивный подбородок, он спросил:
— Вы не находите, что я похож на Круина?
— На Круина? — её тонкие, изогнутые брови поползли вверх от удивления.
— На командора Круина, начальника чужеземной космической экспедиции.
— А, на него. — Глаза её засмеялись, на щеках обозначились ямочки. — Какие глупости! Вы ни капельки на него не похожи. Он был старый, злой, с глубокими морщинами на лице. А вы молодой и гораздо красивее Круина.
— Вы очень добры, — тихо проговорил он и вдруг, волнуясь, растерянно зашагал по комнате, провожаемый спокойным, открытым взглядом её ярко-зелёных глаз. Потом подошёл к рюкзаку, развязал его.
— Есть обычай, чтобы гость дарил что-нибудь хозяевам, — в голосе его зазвучали горделивые нотки. — Вот и я принёс вам подарок. Я его сделал сам. Мне потребовалось несколько лет, чтобы научиться… несколько лет… Вот этими неумелыми руками. Я мастерил его долго, почти три года.
Марва взглянула на подарок и побежала из комнаты в сад. На площадке, облокотившись на перила, она закричала:
— Мама, папа, наш гость принёс нам подарок! Часы, чудесные часы с птичкой. Она будет куковать и показывать, который час.
Внизу послышались быстрые шаги и затем голос Мэри:
— А мне можно посмотреть? Пожалуйста, я очень хочу посмотреть подарок.
Запыхавшаяся, с блестящими глазами, она чуть не бегом поднималась по лестнице.
Он ждал их в комнате с подарком, сделанным собственными руками. Плечи его распрямились, он весь приосанился, точно принимал парад. Часы, чуть вздрагивая, тикали в его руках. Птичка начала куковать. Раз, два…
Мыслитель
Высокий крутой холм, вершина которого поросла лесом, возвышался над равниной в лучах палящего солнца, отбрасывая густую тень на полоску земли, за которой начинались джунгли.
На почти отвесном его склоне, как раз посередине, прилепился огромный серый утёс, напоминавший фигуру великана, погружённого в размышления. Этот утёс, неровный, щербатый, изъеденный водой и ветром, так разительно походил на гигантскую статую человека, занятого решением мировых загадок, что ещё со времён исчезнувших чиапасеков назывался «Мыслитель» и внушал суеверный страх.
Медно-красное небо Чиапаса заливало раскалёнными лучами горы, долину и джунгли. В нескольких милях к югу расположился городок Паленке, вблизи которого покоятся оплетённые вьющимися растениями руины — остатки позабытой цивилизации. Там, в Паленке, — ближайший кабачок, где бедный пеон мог утолить жажду, а также стряхнуть с себя мистический страх, внушаемый этим колоссом, погружённым в вековечные думы.
Неуклюже развернув мула в конце борозды и перенеся вслед за ним соху, Хосе Фелипе Эгуерола остановился и отёр платком пот с худого, дочерна загорелого лица, облизнул потрескавшиеся губы и отогнал тучу москитов. Слева, в зарослях джунглей, насмешливо тявкали, пищали и выли невидимые твари. Справа вздымался крутой холм с выступающим каменным чудовищем. Тень огромной головы падала наискось, доставая самые дальние борозды — так высоко в небо возносилась голова гиганта.
Хосе Фелипе Эгуерола старался не смотреть на мрачную фигуру Мыслителя. Ни разу ещё он не взглянул ей прямо в лицо. Это считалось опасным. Он не имел ни малейшего понятия почему, но испытывать судьбу не решался. И так уже, по мнению многих, он вёл себя слишком неосторожно.
Только брат Бенедиктус со святой водой да несколько сумасшедших янки могли следовать пословице, что и кошке дозволено глядеть на царя. И, насколько ему было известно, ничего плохого с ними не случилось. Но у него, Хосе Фелипе, не было сандалий из сыромятной кожи, никогда в жизни не удавалось ему пленить пухленькую сеньориту и никогда не выигрывал он в лотерею ни единого песо. Вся его собственность состояла из семи акров болотистой, нагоняющей лихорадку земли, соломенной хижины, расположенной по соседству с кабачком, сохи, мула и пары драных штанов. Но вопреки всему он был одержим стремлением во что бы то ни стало жить.
В двадцатый раз в тот день перекатил он языком во рту от щеки к щеке кусочек смолы, отогнал москитов и, сойдя с борозды, уголком чёрного влажного глаза искоса взглянул на каменного гиганта. Несмотря на палящий зной, По спине его пробежал холодок — так громаден был гигант, так величав, так царственно равнодушен к возне крошечных существ, копошащихся внизу у его исполинских ног.