Я повернулся к Лесли. Крупные слёзы стекали по её щекам.
— Проклятье!
Я гладил её руку.
— Перестань плакать! Успокойся!
— Не могу, ты ведь знаешь. Если я заплачу, то не могу уже быстро остановиться…
— Я не хотел этого. Я думал, что нам следует предпринять что-либо, что нас бы отвлекло, доставило радость. К — тому же, это наша последняя возможность. Или ты хочешь плача умереть где-нибудь на углу улицы?
— Я вообще не хочу умирать!
— Скромное желание.
— Спасибо за утешение.
Лихорадочный румянец покрыл её искажённое лицо… Лесли плакала, как ребёнок, даже не пытаясь сохранить достоинство. Я чувствовал себя виноватым до отвращения, хотя точно знал, что не был виноват в том, что вспыхнула новая звезда. Я был в бешенстве.
— У меня тоже нет желания умирать! — крикнул я. — Покажи мне путь, каким можно избежать гибели, и мы пойдём этим путём. Куда идти… На Южный полюс? И там мы тоже проживём лишь на несколько часов дольше. На дневной стороне Луна, конечно, уже расплавилась. На Марс? Когда всё закончится, то Марс, как и Земля, станет всего лишь частью Солнца. Может, на Альфу Центавра? Ускорение, необходимое для того, чтобы хоть когда-нибудь добраться туда, размазало бы нас по стенке, как назойливых насекомых.
— Ax, замолчи!
— Хорошо.
— Гавана! Стэн, через 20 минут мы сможем быть в аэропорту. Если мы полетим на Запад, то выиграем два часа. На два часа больше, чем осталось до восхода Солнца!
Это была верная мысль. Прожить на два часа больше — стоило любой цены! Но эту мысль я уже обдумывал, когда рассматривал Луну со своего балкона.
— Нет, это ложный вывод. Мы должны будем умереть раньше. Послушай, любимая. Луна взошла в полночь, то есть Калифорния находилась как раз на оборотной стороне Земли, когда Солнце превратилось в новую звезду.
— Да, верно.
— Итак, нас всё равно здесь настигнет огненная волна.
Она недоумённо заморгала глазами.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Подумай-ка. Сперва взорвётся Солнце. Из-за огромной жары на дневной стороне Земли мгновенно нагреются воздух и моря, и перегретый воздух и кипящий пар распространяется невероятно быстро. Раскалённая волна быстро перебросится на ночную сторону Земли. До Гавай она доберётся скорее, чем до Калифорнии.
— Тогда мы не доживём и до рассвета?
— Нет.
— У тебя редкий талант всё слишком подробно объяснять, с горечью пробормотала она. — Значит, это будет раскалённая горячая волна.
— Прости, вероятно, я слишком увлёкся этой проблемой, спрашивая себя, как это всё будет происходить.
— Тогда сейчас же прекрати!
Она прижалась ко мне и заплакала, разрывая мне сердце. Я нежно обнял её и, успокаивая, гладил по спине. При этом я следил за мчавшимися облаками и уже не думал о том, как будет выглядеть смерть. И не думал уже об огненном кольце, которое всё больше сжималось вокруг нас.
Но это представление было заведомо неправильным. Я полагал, что на дневной стороне Земли океан вскипит, думал, что горячий пар возвестит об огненной волне.
Я упустил из виду миллионы квадратных миль водной поверхности, которые должен был преодолеть пар. Пока он достигнет нас, он должен, к нашему счастью, охладиться. И вследствие вращения Земли он перемешается, как бельё в центрифуге. И два урагана из клубящегося пара обрушатся на нас — один с севера, другой с юга!
Эти ураганы поднимут людей в воздух, и они будут кипеть там в раскалённом пару. Течение воздуха отделит мясо от кости, а останки развеет во все стороны света — смерть более ужасная, чей пламя ада. Мы уже не увидим восход Солнца. Жаль, это было бы примечательное зрелище.
Густые облака закрывали звёзды и быстро уносились дальше. Юпитер матово сверкал, а затем и совсем исчез.
— Разве уже началось? Разве на горизонте сверкнули молнии?
— Утренняя заря, — пробормотал я.
— Что?
— Мы увидим такую утреннюю зарю, которую никому ещё не довелось видеть.
Лесли вдруг громко рассмеялась.
— Вся наша болтовня здесь, на углу улицы, кажется мне нереальной. Стэн, может, всё это сон?
— Да, пожалуй.
— Нет, большинство из людей, вероятно, уже погибли.
— Конечно.
— Значит, негде найти спасения?
— Проклятье, ты ведь знаешь, что это так. Ты же сама всё поняла. К чему этот вопрос?
— Ты не должен был будить меня! — возмущённо вскрикнула она. — Ты не мог оставить меня в покое, тебе обязательно надо было нарушить мой сон!