Я вернулся в бар. Лестер сидел за стойкой, развернув табурет к двери и с ужасом глядя на труп. Устало плюхнувшись на скамью в ближайшей кабинке, я закурил сигарету.
Не знаю, сколько мы так просидели. Наверное, долго. Из оцепенения меня вырвал лишь приближающийся вой сирены. Через несколько секунд мимо бара в направлении эстакады промчалась машина шерифа, а за ней — «скорая».
— Надо думать, за Элси, — сказал я.
Лестер только пожал плечами.
А еще минут через пять дверь открылась вновь, и в бар вошел крепкий высокий мужчина, которого я очень хорошо знал.
— Господи! — Изумленно посмотрев на нас с Лестером, он опустился на колени возле трупа. — Хромой Седж! Вот бедняга! К сожалению, ему уже не поможешь. — Он похлопал старого стрелочника по плечу, встал и принялся отряхивать брюки. — Кто это его так?
— Какая-то сумасшедшая, — пробормотал я. — Явилась сюда и сказала, что не уйдет, пока не поквитается с тобой… папа.
На лесной поляне
Richard Laymon. «Out of the Woods», 1975
Звук, похожий на шум шагов рядом с палаткой, вывел меня из полусна. Турист? Не похоже. Мы были далеко от главных троп, и никого не видели уже дня три.
Может, там никого не было. Может, просто с дерева поблизости упала ветка или шишка. Или запах съестного привлек к нам в лагерь какое-то животное. Крупное животное.
Я снова услышал его — глухой тяжелый звук.
Я боялся пошевелиться, но заставил себя повернуться и посмотреть, не спит ли Сэйди.
Она ушла.
Я глянул вниз на спальный мешок. Расстегнутую москитную сетку задувало внутрь. Холодный, пахнущий сыростью, ветерок коснулся моего лица, и я вспомнил, что Сэйди вышла из палатки. Как давно? Этого я сказать не мог. В любом случае, ей уже давно пора было возвращаться, чтобы мы могли закрыть палатку.
— Эй, Сэйди, ты чего не заходишь?
Я слышал только журчание ручья в нескольких ярдах от нашего лагеря. Он шумел так, словно, в лесу бушевал шторм.
— Сэйди! — позвал я.
Тишина.
— Сэээ-йдиии!
Она, должно быть, ушла далеко и не слышала. Ладно. Ночь была прекрасной: прохладной, но безоблачной, с такой круглой и белой луной, любоваться которой можно было часами. Чем мы, собственно, и занимались, перед тем, как пойти на боковую. Я не мог винить ее за то, что она решила выйти прогуляться на свежем воздухе.
— Отдыхай, — пробормотал я и закрыл глаза.
Мои ноги немного замерзли. Я поерзал ими, свернулся калачиком и поправил подложенный под голову сверток из джинсов. Я только начал устраиваться поудобнее, как кто-то возле палатки кашлянул.
Это была не Сэйди.
Мое сердце замерло.
— Кто там? — спросил я.
— Всего лишь я, — сказал низкий мужской голос, и палатка ужасно закачалась. — Выходи оттуда!
— Что ты хочешь?
— Быстро!
— Хватит раскачивать палатку! — Я достал нож из чехла на поясе джинсов.
Палатка остановилась.
— У меня дробовик, — сказал мужчина. — Выходи, пока я не досчитаю до пяти, или я разнесу эту палатку вместе с тобой. Один…
Я выскочил из спального мешка.
— Два…
— Эй, ты не можешь подождать, пока я оденусь?
— Три… Выходи с пустыми руками, четыре…
Я сунул нож в носок, рукояткой вниз, чтобы он не выпал, и выполз наружу.
— Пять, ты успел.
Я встал, чувствуя шишки и ветки под ногами, и посмотрел в ухмыляющееся бородатое лицо мужчины, имеющего какое-то неприятное сходство с Распутиным. Дробовика у него не было. Только мой ручной топорик. Я бегло осмотрел побережье ручья за ним. Никаких признаков Сэйди.
— Где твой дробовик? — спросил я. И закрыл рот на замок.
Мужчина сухо рассмеялся.
— Доставай нож из носка.
Я посмотрел вниз. На мне были только шорты и носки, и в лунном свете нож сверкал, как серебряный, на фоне моей ноги.
— Доставай его медленно, — предупредил он.
— Нет.
— Хочешь увидеть свою женушку снова? Если я дам знак, мой друг убьет ее. Разрежет на кусочки.
— Сэйди у вас?
— Там, за деревьями. Нож отдай.
— Ни за что. — Я сжал коленки, чтобы унять дрожь. — Вы все равно нас убьете.
— Не-а. Все, что нам нужно — ваша еда и снаряжение. Мы просто хотим немного пожить на природе. Понимаешь, мужик? — Он ухмыльнулся, словно вид его кривых зубов помог бы мне понять его лучше. И он помог.