— Что вы сделали, — спросил я, оттягивая время. — Банк ограбили?
— Ну, и банк ограбили тоже. Давай, избавляйся от ножа, или мне крикнуть Джейку пусть режет?
— Лучше кричи Джейку, — сказал я и выхватил нож.
— Ты уверен?
— Уверен. Хотя, сделай мне одолжение. Ты не будешь против, если я попрощаюсь с женой?
Он снова ухмыльнулся.
— Давай.
— Спасибо, — сказал я, и закричал — Прощай, Сэйди! Сэйди! Прощай, Сэйди!
— Хватит. — Он подошел, высоко подняв топорик, словно взвешивая его в руке. И все это время ухмылялся.
Мой нож полетел в него, отражая лунный свет, и ударил его прямо в грудь. Рукояткой вперед.
Он подходил все ближе и ближе. В конце концов, я уперся спиной в дерево. Его холодная, влажная кора впилась мне в кожу.
— Нет никакого Джейка, — сказал я, стараясь отвлечь его.
— И что? — ответил он.
Я поднял руки, чтобы закрыться от удара, и подумал, долго ли будет болеть.
Тут раздался леденящий душу горловой вой. Через ручей, шлепая по воде, несся мастиф. Огромный зверь, черный, как смерть. Обернуться Распутин не успел. Он успел только вскрикнуть перед тем, как Сэйди, рыча, сбила его с ног и вцепилась в глотку.
Чемпион
Richard Laymon. «The Champion», 1978
— Ты никуда не пойдешь, — сказал человек, стоящий перед дверью.
Он был поменьше, чем Гарри Барлоу, недостаточно велик, чтобы быть достаточно убедительным. Но, с обеих сторон возле него была еще пара ребят. Гарри подумал, что он мог бы справиться с этими тремя, но решил не пытаться. Как и большинство здоровяков, его атаковали люди, желающие доказать свою силу. Он от этого устал. Он больше не хотел драться.
— Пожалуйста, отойдите — сказал он, обращаясь к мужчине.
— Только через мой труп, чувак. Ты останешься здесь. Это твоя великая ночь.
Весь ресторан взорвался аплодисментами. Гарри медленно повернулся, осматривая лица вокруг него. Большинство из них были мужчинами. Как ни странно, он не обратил на это внимания во время еды. На самом деле, он почти ни на что не обратил внимание, за исключением восхитительного говяжьего филе. Когда он впервые увидел «Бар Роя» и «Жаркое на гриле», он был удивлен большому количеству автомобилей на автостоянке. Городок, спрятанный в отдаленной местности, в лесистой провинции северной Калифорнии, казался слишком маленьким для стольких автомобилей. Но когда он попробовал невероятные стейки, то решил, что большинство из их владельцев, вероятно, пересекли мили, чтобы поужинать в этом баре. Он был рад, что он здесь остановился. До этих пор. Теперь он только хотел уйти.
Он сделал шаг по направлению к этим троим, блокирующим путь.
— Стоять! — крикнул кто-то позади него.
Гарри обернулся. Он уже видел этого человека. Во время ужина незнакомец обходил столы, смеялся и болтал с клиентами. Он обменялся несколькими словами с Гарри.
— Я — Рой, — обратился он к нему. — Вы здесь впервые? Откуда вы? Как еда? — Он выглядел вежливым и учтивым человеком.
Теперь-же он направлял на него дробовик.
— Зачем это? — спросил Гарри.
— Я не могу позволить тебе уйти, — сказал Рой.
— Но почему?
Кроме коротких, угасающих звуков столового серебра, в ресторане слышалось только тихое эхо.
— Ты соперник, — ответил ему Рой.
— Какой еще соперник? — спросил Гарри.
Ожидая ответа, он ощутил первые нотки страха.
— Не какой, а чей.
Гарри услышал тихий смех. Оглянувшись, он увидел, что все смотрят на него. Он потер руки о свои мягкие вельветовые брюки.
— Ладно, — сказал он. — Чей я соперник?
— Чемпиона.
— В самом деле?
Опять возобновился смех.
— Именно так. Разве ты до сих пор никогда не слышал про субботние ночные бои? Ну, и вот здесь, в «Баре Роя» и «Жаркое на гриле» у нас имеется своя версия.
По ресторану прокотились шумные аплодисменты. Рой подал знак рукой, чтобы они замолчали.
— Первый, кто прибудет сюда в субботу, после девяти часов вечером, является соперником. Tы пришeл в три минуты десятого.
Гарри вспомнил про стоявшую за дверью группу из семи или восьми человек, которые тихо, но оживленно разговаривали. Некоторые из них посмотрели на него по-особенному, когда он входил. Теперь он знал, почему они были там. Они дожидались девяти. Поскольку они знали правила, то просто мудро выжидали, пока какой-нибудь тупица не сунется внутрь первым.