— А сам ты веришь, что ты — бог?
— Хороший вопрос, — улыбнулся он. — Как образованный человек, знакомый с логикой, конечно, нет. — Он усмехнулся. — Хотя временами у меня возникает странное чувство. Давление их безоговорочной веры слишком велико. Впрочем, мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
— Как же все это вышло?
— Начала я сам толком не знаю. Какой-то мой дальний-дальний предок овладел единственным в этом мире трансмиттером и сумел скрыть его существование от народа. Штуки, которые может выделывать это устройство, безграмотным людям кажутся чудесами.
Тонны зерна исчезают в маленькой комнате, где они ни за что не могли бы поместиться. Вместо них появляются странные и поразительные аппараты. Маабарот веками дремлет в сумерках патриархального феодализма, и единственный человек, который сколько-нибудь знаком с наукой, — их бог-повелитель, то есть я. Ну и, конечно, жена Повелителя, чудесным образом сошедшая с небес, чтобы встать рядом с ним. Жена Повелителя всегда с другой планеты. Повелитель может иметь только одного сына, который займет его место, когда бог-отец вернется на небеса. У тебя будет только один сын и не будет дочерей.
— Мне их будет не хватать. Я всегда мечтала о большой семье.
— Очень жаль. Но сможешь ли ты повиноваться мне без задних мыслей?
— Конечно. Разве я не поклялась в этом? Вместо большой семьи я обращу свою безграничную любовь на единственного сына. А как же иначе? Ведь в будущем он станет богом. Мне не на что жаловаться.
— Замечательно! Моя жена перл из перлов. Так мы идем на балкон?
— Сейчас я позову служанку, чтобы одеться. Как ее зовут?
— Бакжли.
— Что случилось с ее голосом?
— Я ей сказал, что она больше не сможет говорить, — вот она и не может. Народ на этой планете искренне верит в бога. Мы держим немых и неграмотных слуг, чтобы они не смогли никому рассказать о здешней жизни.
— Разве это необходимо?
— Таков закон, как для них, так и для меня. Они не видят в этом большой жертвы и тысячами стремятся получить место в моем дворце.
— Мне здесь ко многому придется привыкнуть.
— Быть женой бога почти так же трудно, как и самим богом.
— Неплохо сказано.
Когда молодая госпожа ступила на балкон, ее встретил гул приветствий, быстро перешедший в истерические вопли, едва она соизволила заговорить. Но Повелитель поднял руку и пожелал, чтобы мир сошел на его народ, — и мир сошел: отчасти из-за силы внушения, отчасти потому, что он выпустил в толпу успокаивающий газ с помощью пульта дистанционного управления на поясе. Со следами возбуждения на лицах божественная чета проследовала в банкетный зал, где под оглушающий рев труб была встречена морем склоненных спин. Как только бог и его супруга сели, местное дворянство выпрямилось и стало поочередно, по вызову сенешаля, выходить вперед, чтобы преклонить колена и поцеловать кольцо на руке Ози. Во время церемонии Ози потягивала охлажденное вино и ласково улыбалась, скрашивая божественную суровость супруга, чем завоевала всеобщее расположение. Утомившись, бог одним движением пальца прекратил вступительные речи, и обед начался.
Этому великолепному пиршеству не суждено было перевалить через семнадцатую перемену, состоявшую из маленьких птичек, зажаренных в меду. Вновь появился сенешаль и громко ударил жезлом о мраморный пол. Наступила тишина.
— О господь, наш отец, милующий и карающий, мы имеем честь уведомить тебя, что в это самое время твой высокий суд выносит приговор.
— Я буду присутствовать при этом, — сказал Иоганн, поднимаясь и подавая Ози руку. — Проклятие, прямо посреди обеда. Но это одна из обязанностей. Бог не может отлынивать от работы. Впрочем, прогулка освежит наш аппетит, так что не все так плохо.
Гости с низкими поклонами расступились, и Повелитель с супругой направился во главе перешептывающейся толпы во Дворец правосудия, где заседал высокий суд. Иоганн подвел жену к небольшому балкону, аляповато украшенному гипсовыми облаками, символизирующими небесный престол. Пока они занимали места на плюшевых тронах, в зал вошли судьи, облаченные, помимо черных одеяний, в неприступную добродетель, как подобает всем судьям во все времена.
Высоким тенором, наполовину выпевая слова, секретарь произнес:
— Судьи возвращаются. Подсудимый должен встать. Только теперь Ози заметила плешивого человека в серых лохмотьях, сидящего на окруженной шипами скамье подсудимых. На нем было столько цепей, что солдатам пришлось помочь ему подняться на ноги. Так он и стоял, слегка пошатываясь, когда солдаты вернулись на свои места.