(Джазерсайз — это вид фитнеса, комбинация элементов сальсы, хип — хопа, пилатеса, балета, а также йоги и даже кикбоксинга).
— Ну, значит…
— Пожалуйста, папочка.
— Я сейчас, как бы, занят, — сказал Гарольд, думая о только что начавшемся фильме по кабельному. Если пропустить ещё минут десять… но он не мог оставить своего сына в слезах.
— Ладно, уговорил, только коротенькую.
Джош потёр глаза своими маленькими кулачками, вытирая слёзы.
— Длинную, — сказал он.
— Да, как скажешь, уже без разницы.
Гарольд решил, что может забыть о фильме. Если повезёт, возможно, удасться поймать его потом на повторе.
— Ита-а-ак, — сказал он, шагнув к книжной полке. — Какую сказку ты хочешь? «Кот в сапогах», «Маленький храбрый кораблик»…
— Не эти.
— А какие?
— Расскажи мне сказку сам.
— Я не знаю никаких сказок. Давай, я прочитаю тебе, — он потянул за корешок «Питера Пэна».
— Нет, расскажи мне свою сказку.
— Ты хочешь чтобы я её придумал?
— Ага, — сказал Джош, кивая головой.
Гарольд вздохнул.
«Это будет непросто. Придумывать сказки на ночь было специальностью Мэри, а не его».
— Ну-у-у… ладно, — сказал он, — давай попробуем. Что — то вроде «Червячка Уэлли»?
— Нет, это мамина сказка.
— Какую же сказку ты хочешь?
— Страшную.
Гарольд улыбнулся.
Он сам любил страшные сказки.
— Уверен? — спросил он. — Что, если потом тебе будут сниться кошмары?
— А я люблю кошмары, — сказал Джош.
— Ну, да, конечно, я это заметил. Тебе очень нравится просыпаться с криком по ночам.
— Заставь меня кричать, папочка.
— Ну, ладно, почему бы нет.
Гарольд подтянул кресло — качалку поближе к кроватке, осторожно присел и закинул ногу за ногу.
— Давным — давно… — нетерпеливо начал Джош, смотря на отца через деревянные прутья решётки.
— Угу, значит вот так, да? О’кей, погнали. Давным — давно, жил страшный волосатый человек.
— А где он жил?
— В доме напротив.
— Неправда, он там не жил. Там живёт Майк.
— Ну, хорошо, не там, он жил в нескольких кварталах отсюда в тёмном жутком старом доме и был он таким страшным и волосатым, что его мама и папа заперли его в деревянном шкафу, когда он был ещё совсем ребёнком и не выпускали оттуда. Они просто не могли вынести его вида. Они ненавидели его так сильно, что никогда не покупали ему ни «Пепси — колы», ни «Чупа — чупс», вообще ничего из этих вкусных сладких вещей. Он жил на одной воде и сырой печени.
— Бе-е-е, — сказал Джош.
— И вот, однажды, он вырос и стал таким большим…
— А как его звали?
— Енох, — без колебаний сказал Гарольд, словно уже знал имя этого парня.
— И что же стало, когда Енох вырос? — спросил Джош.
Как — будто, уже зная ответ, Гарольд сказал:
— Он стал таким большим и сильным, питаясь только этой сытной, полной витаминов, сырой печенью, что в один прекрасный день выломал дверь шкафа. Его мама и папа попытались от него убежать, но он схватил их своими огромными волосатыми ручищами и отвернул им головы.
Челюсть Джоша отвисла.
«Та-а-ак, стоп, — подумал Гарольд, — пусть он это проглотит».
— Что… что случилось потом?
— Потом он забросил мамину и папину головы в шкаф, чтоб не потерялись, а ещё сожрал их печень, но через какое — то время, естественно, снова проголодался. Он стал рыскать по всему этому тёмному жуткому старому дому, пытаясь найти ещё печени, чтобы поесть. Он заглянул под все кровати и за двери, он заглянул в шкафы, он заглянул в ванную, он заглянул даже туда, куда люди делают «пи — пи».
Джош разразился громким смехом. Когда он успокоился, он покачал головой и объяснил: — Там, куда люди делают «пи — пи», не бывает печени.
— Обычно не бывает, но Енох — то этого не знал.
— Он был не очень умный, да, пап?
— Но он ведь провёл всю свою жизнь в шкафу и ничего не видел. И вот наконец, он заглядывает на кухню. Он открывает шкафы, забитые банками с супом, упаковками галет и пачками печенья. В холодильнике он находит яйца, сыр и хот — доги, но бедный Енох даже не догадывался, что всё это можно есть. Единственная съедобная вещь, какую он знает, это сырая печень и он не может её найти. Потом он открывает морозилку. Там лежат лотки с мороженым, замороженная кукуруза, банки с апельсиновым соком и целая куча каких — то свёртков, обёрнутых в серую бумагу. Енох хватает один и угадай, что в нём находит?
— Печень!
— Прямо в десяточку, печень. Ну, то есть, что было похоже на печень, но оно не было ни склизким, ни мягким, ни вонючим, каким печень должна была быть. Вместо этого та штука была твёрдой, как кирпич. Когда Енох попытался отгрызть кусок, он чуть не сломал себе зубы, поэтому он зашвырнул свёрток обратно в морозилку и захлопнул дверь холодильника.