Опираясь на грабли, вы смотрите на свою жену. От грабель исходит слабая вонь, и вы отбрасываете их прочь к стене. Она еще спит; нет сомнения, что всю прошедшую ночь она оплакивала свою сестру. Ваши воспоминания затуманились; вы должно быть слишком истощены, потому что вам трудно вспомнить, что было до поединка. Вам приятно, что с ней ничего не случилось. Если бы она пошла к вашему другу вместе с вами, то ничего бы этого не произошло. Вы надеетесь, что сможете пробудить в себе радость общения с другом и поделиться ею с вашей женой. И сквозь затуманенное сознание чувствуете сильное влечение к ней.
Затем вы настороженно останавливаетесь, ощущая, что в комнате есть еще кто-то. Дико оглядываетесь вокруг, и внизу у окна видите существо размером еще больше того, которое вы уничтожили, лежащее подобно разорванной змее. Вы ухитряетесь подцепить его целиком с одного раза и выкидываете вместе с граблями. Затем возвращаетесь к жене. Ваши действия побеспокоили ее, она беспокойно ворочается во сне. А от кровати на вас вдруг повеяло опасением, по сердцу словно растеклась тяжелая жидкость, потому что теперь вам удалось рассмотреть, что приютилось у нее на горле.
Вы не знаете, что это такое; ужас смешивает и затуманивает ваши воспоминания, потому что ничего подобного вы никогда не видели. Оно расположилось на впадине ее шеи подобно спящей летучей мыши и, похоже, в самом деле имеет щетинистые торчащие крылья. Его очертания словно огненным контуром горят в ваших глазах, и вспышка ощутимой враждебности потрясает и слепит вас. Ослепленный, вы отворачиваетесь.
Это намного противнее, чем то, что вы выбросили в лес. Даже если бы вы не пытались бороться за вашу жену, вас бы сковало суеверие. Но все же вы заставляете себя повернуть голову назад и посмотреть. Черты существа расползлись по вашей жене, скрывая ее шею от вас. Но вы, с трудом держа глаза открытыми, видите его, пристроившегося на горле вашей жены так спокойно, будто оно живет там. Гнев переполняет вас, и вы начинаете действовать.
Но даже с закрытыми глазами вы не можете подобраться к нему, потому что вас сковала очень хладнокровная жестокая сила, сдавившая словно мотылька в кулаке. Вы не должны кричать, потому что если ваша жена проснется, эта сила может наброситься на нее. Но борьба все же выдавила из вас стон, и от этого ваша жена проснулась.
Ваши измученные глаза еле различают ее лицо, потускневшее от присутствия существа на ее шее. Возможно, ее скопившиеся слезы вырвались наружу, или может это новые слезы появились на ее глазах; слезы, вызванные ужасом. Ваша голова горит огнем, вы чувствуете, что ваши глаза словно посыпают пеплом, но сражение начинается. Вы понимаете, что жена должна была отпрянуть назад. Однако, она совсем не ужаснулась от присутствия существа на ее шее, она испугалась вас. Она полна сил.
Вы по-прежнему боритесь против злой силы, удивляясь тому, как она отклоняет ваше сопротивление; кроме того, вы контролируете жену, когда она вдруг хватает стакан, стоящий возле кровати. В какой-то момент вы не можете сообразить, что она хочет сделать со стаканом воды. Но это не вода. Это купорос, и она выплескивает его вам в лицо.
Ваше лицо пылает сильнейшей болью. Завывая от страдания, вы бросаетесь к зеркалу.
Разглядывая отражение, вы видите, как в дверях появляется дровосек с мрачным лицом. Тотчас, словно вихрь, в ваших глазах сквозь боль и страдания проносится воспоминание, что днем вы хотели попросить его остаться с вашей женой, но его не оказалось дома, и некому было отговорить вас от дурацкой затеи. И понимаете, почему не смогли сейчас увидеть себя — а только комнату и дверь, через которую вы выбрасывали чеснок; а еще вашу рыдающую жену, сжимающую на шее крестик, и пустой теперь уже стакан из-под святой воды, которую вы принесли домой перед тем как отправиться, чтобы отомстить за смерть ее сестры, в Замок Дракулы.
Перевод: О. Колесников
Из цикла «Франкенштейн. Свободные продолжения»
Иная жизнь
Неужели ослеп? Хотя явно кто-то за ним наблюдает. Смутное мимолетное впечатление, похожее на отголосок сна: ясные подрагивающие очертания головы, а вместо лица мрак. Возможно, именно это видение разбудило его.
Глаза застила тьма, плотная, как чернозем, и тяжкая, словно сон, она явно стремилась смирить разум и заставить плыть по течению. Но он боролся с хаотичным потоком мыслей. И готов был запаниковать, потому что понятия не имел, где находится.
Он постарался успокоиться. Нужно проанализировать ощущения, это наверняка поможет определиться. Только думалось с трудом. Разум растворялся в полной тьме, глубину которой измерить не представлялось возможным. Такое чувство, что его края распадаются, а в самую сердцевину вгрызается небытие. Он бессловесно взвыл.
Хоть тело осталось при нем. Правда, он его не чувствовал. Еще пугало то, что эхо было каким-то глухим и его сразу поглотили стены, расположенные совсем рядом. Да и вопль показался ему чужим, совсем не похожим на его собственный голос.
Если голос не его, тогда чей же? Эту мысль он продолжать не стал. Теперь, когда до некоторой степени вернулось ощущение тела, окрепло и самообладание. Хоть и слабо, но все же конечности он чувствовал: они очень вялые, не шевельнуть ни рукой ни ногой. Очевидно, он еще не оправился от выпавшего на его долю сурового испытания.
Точно, испытание… Теперь он начал припоминать: его понесло и засосало в реку, бурные воды с лихорадочным ревом сомкнулись над его лицом; под жутким давлением толщи воды он пошел на дно, в пучину, где дыхание вырывалось мучительным бульканьем. А потом — тьма, быть может, та самая, что окутывала его сейчас. Не река ли вынесла его сюда?
Абсурд. Вероятно, кто-то его спас и доставил сюда. Но все-таки где он? Зачем сначала спасать, а потом бросать его здесь одного в непроглядной тьме? Почему никто не пришел даже тогда, когда он кричал?
Он подавил подступавшую панику. Нужно ко всему относиться философски — это же его призвание, в конце-то концов. Ах, это тоже всплыло в памяти, что немного успокаивало. Наверное, лежа в ожидании возвращения сил, можно поразмышлять о своих убеждениях. Это его поддержит. Но нахлынувший страх убедил в том, что здесь лучше подобных мыслей избегать. Он нервно затих, чувствуя, как уязвима и обнажена его сущность. В осязаемой тьме лоб покрылся холодным потом.
Нужно смириться, пока не удастся разузнать побольше. Шуметь нельзя, надо подождать, когда вернутся силы. К нему постепенно возвращалась способность ощущать. Казалось, ощущения потихоньку принимают форму, словно он заново воплощается в тело. От этой мысли его передернуло. И на миг он чуть не впал в панику.
Он сконцентрировался на ощущениях. Конечности казались ему чересчур большими и холодными как камень. Пока что непонятно, истинное это чувство или же искаженное следствие болезни. Тревожила угроза неправильно воспринимать действительность, ибо это значит, что ни в чем нельзя быть уверенным. Это угнетало, как и слепящая тьма. Казалось, что мозг и нервы обнаженными парят в вакууме. Неужели он в самом деле ослеп?
Как можно потерять зрение из-за того, что чуть не утонул? Пока он осмеивал это нелепое предположение, мрак налипал на лицо подобно маске. Разве тьма может быть такой всепоглощающей? Припомнилось лицо, которое вроде бы привиделось. Это доказывало способность видеть — если, конечно, оно не было видением подсознания, что вполне вероятно.
Мысль, что он, слепой и лишенный сил, очутился в каком-то незнакомом месте, ужаснула его. Он отверз обрамленный неправдоподобно раздутыми губами рот и снова закричал. Вернется ли здешний страж — если он вообще имеется?
Он слушал, как отзвуки его вопля, глухие и искаженные, наталкиваются на камень. Ему стало жутко. Словно пытаясь вернуть вырвавшийся крик, он бился в безответном теле. Не надо привлекать к себе внимание стража, не нужно давать понять, что он жив и беспомощен. Как ни старался он избавиться от страхов, они громогласно заявляли, что разум-то уже понял, где он находится.