— Прошу прошения, — обратился Джессоп к бармену и дюжине пивших и куривших за черными чугунными столиками.
Ответа не последовало, зато, пока он шел по обшарпанному деревянному полу к стойке, все провожали его взглядами. У человека за стойкой маленькие глазки, нос и рот уместились на тесном пространстве, оставленном на лице длинным подбородком. Он выглянул из-под провисшего куска сети и объявил:
— Один есть!
— Это ты, скажу тебе, прав, кэп, — проворчал мужчина, выигравший бы конкурс на самые крупные габариты у любых соперников.
— А и будь он не прав, ты сказал бы то же самое, Джо, — не вынимая из зубов сигареты, прокаркала его подружка, не многим уступавшая ему в размерах, и загремела браслетами, похлопав его по руке.
— Прошу прощения? — удивился Джессоп.
Она подняла руку — поправить падавшие на плечи рыжие пряди.
— Мы бились об заклад, что вы не попали на паром.
— Надеюсь, заклад был большой.
— Это он к тому, чтоб ты побольше выиграла, Мэри, — пояснил Джо. — Он тебе проиграть не желает.
— Верно, — согласился Джессоп и повернулся к бармену. — Что вы мне посоветуете?
— Ничего, пока я вас не знаю. Мы тут беремся угодить на всякий вкус, мистер.
— Джессоп, — ответил Джессоп и только тогда догадался, что его имени не спрашивали. — Для начала попробуем «Капитанское».
Пока бармен возился со скрипучим краном, он рассматривал облупленную, липкую стойку бара. Миниатюрная афишка призывала: «ВЫИГРАЙ ПУТЕШЕСТВИЕ В НАШЕМ КОНКУРСЕ», а вот меню нигде не было видно.
— У вас кормят? — спросил он.
— Жалоб в последнее время не было.
— Что вы готовите?
— А вы заказывайте.
— Карри можно? Что-нибудь в этом роде.
— А чего у вас на юге в него кладут?
— Все, что съедобно, — ответил Джессоп, чувствуя себя все более неловко. — На то оно и карри, верно? Тем более корабельное.
— Матросское рагу не желаете?
— Никогда не пробовал. Если оно готово, попробую.
— Храбрый парень, — кивнул бармен и подтолкнул к нему кружку с коричневой жидкостью. — Поглядим, как вы это осилите.
Джессоп как мог изобразил удовольствие от глотка пресного напитка с металлическим привкусом. Полез было за бумажником, но бармен его остановил:
— Расплатитесь перед отходом.
— Мне здесь подождать?
— Это чего же? — спросил бармен и тут же улыбнулся всем, кроме Джессопа. — А, вы про свою миску. Садитесь уж, мы вас найдем.
В этом Джессоп не сомневался, потому что никто здесь даже не пытался скрыть взглядов, провожавших его с портфелем в единственный свободный угол, дальний от двери. Когда он примостился на рваной кожаной табуретке и прислонился к отслоившимся обоям под сетью, дополненной паутиной, женщина, которая могла бы сойти за натуральную блондинку, если бы не темные усики над верхней губой, заметила:
— Хороший будет вечер, я вам скажу.
— Спорить не стану, Бетти, — сказал ее спутник, мужчина, у которого на груди лежала то ли спящая крыса, то ли борода, которую он и наставил на Джессопа. — Она права, Джессоп?
— Зовите меня Пол, — предложил Джессоп, хотя ему от этого не стало уютнее. — Часа два точно.
— Два часа — не вечер, Том! — фыркнул мужчина, у которого под рукава старого бурого свитера заплывали вытатуированные на запястьях рыбы и не столь миловидные морские жители.
— А что ж тогда, Дэниель?
— Не спорьте из-за меня, — попросил Джессоп, словно обращался к паре школьников. — Вполне может быть, что вы оба правы. Вернее, любой может оказаться прав.
Наверное, от обиды Дэниель ткнул корявым пальцем в сторону человека, накрытого черной помятой кепкой:
— Он уже Пол. Еще имена есть, чтоб уж нам знать, кто есть кто?
— Другими я не пользуюсь.
— Уж окажите любезность, откопайте ради нас.
Так выразилась Мэри, с хрипотцой в голосе, объяснявшейся, по всей вероятности, курением. Короткое молчание, и Джессоп услышал собственное смущенное бормотание:
— Десмонд.
— Матросское рагу, — объявил бармен, непонятно, к кому обращаясь. Может, он повторял заказ, а может, и нет.
Чтобы не приходилось поднимать голову, Джессоп, щелкнув, открыл портфель. Он выкладывал на столик бумаги, когда уличная дверь широко распахнулась, впустив только ветер. Ему пришлось прихлопнуть листки ладонью, пока бармен шел к двери и подпирал ее табуретом. Остальные продолжали рассматривать Джессопа.
— До сих пор студент, а, Дес? — поинтересовалась Бетти.
Он втайне ненавидел это имя с тех пор, как узнал, что оно ему принадлежит, но сокращение оказалось еще хуже. Дес Джессоп — такое имя учитель презрительно цедит сквозь зубы. Он почувствовал себя низведенным до чьего-то представления о себе и ощутил угрозу стать незначительным в собственных глазах. В то же время он ответил:
— Надеюсь, вечный студент.
— Хотите до самой смерти жить за наш счет? — с полной уверенностью предположил Джо.
— Я хочу сказать, всегда остается, чему еще учиться. Я бы сказал, это верно для всех.
— Мы уж всякого повидали, — буркнул Дэниель. — Насмотрелись.
— Простите меня, если со мной иначе.
— Это ни к чему, — заявила Мэри, — тут у нас всепрощающих не водится.
— И не надоест вам столько читать? — спросила Бетти.
— Совсем наоборот.
— Я из книг ничего не узнала, — объявила она, закончив хихикать над его словами. — Но и вреда они мне не сделали.
— А вот почитала бы чего-нибудь, так знала бы, что два часа — не вечер, — уколол ее Джо.
— Отвали от моей девчонки со своими шуточками, — предостерег его Том.
Все, кроме Джессопа, почему-то взвыли от смеха. Джессопу показалось, что нервная усмешка появилась у него на лице оттого, что губы крючками растянули к ушам. Он неуверенно поднимался на ноги, когда бармен крикнул:
— Не давай нам себя спугнуть, Дес! Прости, им надо повеселиться.
— Я просто… — Джессоп подозревал, что любое выражение, какое он выберет, непременно спровоцирует всеобщее веселье. — Где у вас…
— Корма, она всегда у тебя позади, скажешь, нет? — торжествующе, но не без издевки объявила Бетти.
Он оглянулся, еще не зная, считать ли это шуткой. На расстоянии вытянутой руки за ним располагалась дверца, столь неприметная, что он принял ее за кусок стены. Когда Джессоп толкнул ее, тусклый свет выявил два лица, вырезанные из дерева: резьба была такой грубой, что женское лицо отличалось от мужского только копной волос. Двери разделяло пустое пространство, оказавшееся, когда он обнаружил болтавшийся на проводе выключатель, коридором. Светящаяся гнилая груша лампочки высветила короткий проход, ведущий к выходу, заставленному ящиками с пыльной пустой тарой. Перегороженная дверь содрогалась от порывов ветра и, к его изумлению, от невнятного говора телевизора. У него не было времени на любопытство. В каждой стене имелась дверь, украшенная пародией на лицо, и он уже отвернулся от мужского, когда изображение на противоположной двери предупредило его, что длинные волосы на голове мужчины были пучком черной грибницы. Стараясь прикасаться как можно меньше, он толкнул дверь мужского туалета.
Выключатель в коридоре, как видно, включал все лампочки разом. Под чешуйчатым потолком трещала лампа дневного света, изливая бледное мерцающее сияние. В комнатушке едва уместились два забитых писсуара, где плавали размокшие окурки, и одна кабинка, напротив пегой от грязи склизкой раковины. Стена за писсуарами густо поросла зеленой плесенью. Символическое оконце рядом с кабинкой было забрано ржавой решеткой, колыхавшейся от старой паутины. Джессоп ногой отворил дверцу кабинки.
Водянистый звук стал громче — он решил, что неравномерные всхлипы издает бачок. Он заставил себя устроиться на пьедестале без сиденья. Едва он опустил взгляд, только отвращение к заляпанным грязью стенам помешало ему ухватиться за них. Что бы ни пялилось на него из черной воды разинутой пастью, оно наверняка было мертво: то ли утоплено кем-то, то ли выплыло по трубам из канализации. И конечно, не его предчувствия, а колеблющийся свет заставлял жадно шевелиться бледную глотку и серые толстые губы. Он натянул на руку рукав и дернул рычажок шаткого бачка. Когда поток мутной воды унес пасть в глубину, Джессоп отступил к первому писсуару и, зажав ладонью рот и нос, наполнил грязный фарфоровый овал до нижней кромки.