— Я думаю, — говорил он Шестнадцатому, — ты немного поврежден. Можешь считать себя счастливчиком, если бы ты был человеком, то был бы уже мертв.
«Можешь считать себя счастливчиком, Чарли! Если бы ты был человеком, ты бы знал, и думал, и помнил, и…»
— Бред! — выругался Мартинсен и выкинул все эти мысли из головы, продолжив осмотр киборга. Когда он закончил с Шестнадцатым, появились Чарльзы Восьмой и Одиннадцатый. Они молча зашли в лабораторию и застыли у кабин со своими номерами, как и были запрограммированы. Мартинсен изъял их кассеты и начал просмотр, не имея никакого желания прерваться, хотя прошло уже много часов и он устал. Но он не хотел возвращаться в свое кресло, где бы мог снова увидеть Землю.
— Ну и почему у тебя температура на шесть градусов ниже? — спросил он Восьмого Чарльза. — В первый раз ты отлично входил и выходил из тепловых точек. Но теперь ты вернулся с недостаточно нормальной температурой и…
— Ты что, сошел с ума? Разговариваешь с Чарльзами? — послышался голос Ховарда Эллама.
Мартинсен повернулся и увидел его, стоящего у двери. Глаза напарника казались красноватыми, тело покачивалось, но в принципе он выглядел вполне вменяемым.
— Просто думаю вслух, — ответил Мартинсен.
— Думаешь? — усмехнулся Эллам. — Если мы начали разговаривать с киборгами, то наши дела как нельзя хуже.
— Я так же охотно говорю с Чарльзами, как и с человеком, подсевшим на транквилизаторах, — парировал Мартинсен.
Эллам уставился на него, а затем рассмеялся.
— Хочешь услышать шутку в жанре черного юмора? Два последних оставшихся в живых человека заперты вместе, и что из этого вышло? У них развилась клаустрофобия.
Он смеялся и смеялся, но потом, словно сообразив, что это уже похоже на истерику, резко перестал, тихо вымолвив:
— Прости, Март!
— О, забудь! Но забудь и о том, что нас осталось только двое. Сможешь? Никакой чумы, даже этой, которая всех забрала. Всегда кто-то остается в живых.
— Конечно! Кто-то всегда остается в живых, — повторил Эллам. — Все могут заразиться, но через некоторое время выясняется, что кто-то да и выживает. Но люди, как и мир, погибли. И мы погибли.
— Нелепость, — неуверенно сказал Мартинсен.
Он упрямо продолжал осматривать Чарльзов, записывая их реакции на специфическую среду. Эллам, сдерживая слезы, все же стал помогать ему, он включил биоаппаратуру и замерял воздействия на пластические ткани киборгов. Эллам специализировался на функциональной неорганике. В этом он хорошо разбирался и был щепетилен. Все больше кораблей, все больше ракет возвращались домой из безбрежной бесконечности, занимая свои места. Сейчас уже все, кроме пяти из восемнадцати Чарльзов, находились в лаборатории.
— Шестому Чарли повезло, — сказал Эллам через некоторое время, просмотрев полученную информацию. — Там, у Проксимы, он обнаружил мир, приспособленный для нас. Если, конечно, найдутся живые люди, которые смогут туда отправиться.
Мартинсен не ответил, а еще больше углубился в работу. Потом со словами: «А какой в этом смысл?» — Эллам спокойно встал и вышел из лаборатории.
Мартинсен предположил, что Ховард снова отправился за своими ампулами. Но когда он, слишком устав, закончил свою работу, он нашел Эллама в комнате «си», задумчиво глядевшего на Землю.
— Ни одного огонька, — сказал Эллам. — Обычно при небольшом преломлении мы видели огни городов, а теперь там одна темнота.
— Огни могли выключить, но люди все равно живы, — заметил Мартинсен.
— Да, конечно. Хотя бы кто-то. Больные и умирающие или опасающиеся того, что скоро заболеют и будут умирать. А вокруг одни трупы.
— Пожалуйста, перестань! — не выдержал Мартинсен.
Эллам замолчал, а Мартинсен развернулся и вышел из комнаты. Теперь он бы не смог уснуть. Он вернулся в лабораторию. Мартинсен шел коридорами, а свет в проходе пробивался через темные комнаты и отражался от хромовых выступов. В этом свете были видны лица, огромное количество лиц Чарльзов, стоящих там, каждый у своего номера, без движения, без звука. И внезапно, несмотря на то, что он так хорошо был знаком со своими подопечными киборгами, — ужас поразил Мартинсена, и его затрясло. Что он делает в этом месте с кассетами о чуждых мирах, с этими нечеловеческими фигурами, которые смотрят на него из тени? Он был человеком. А это место не для людей. Сейчас это не укладывалось в его сознании. Слишком быстро наступила катастрофа. Казалось, еще недавно он бегал мальчишкой в маленьком городке Огайо, и его тихие улочки с белыми домиками, старые вязы и клены, должно быть, сейчас все такие же. И — о Боже! Он хотел вернуться туда. Но там теперь нет ничего, кроме смерти. Человек зашел слишком далеко и слишком быстро. Он заперт здесь. С этими пародиями на людей, которые стоят и безмолвно взирают, взирают и взирают на него…