Гвенн вновь села на качели, глубоко задумалась. Вздохнула.
— Не получится. Так не положено. Во-первых, ты хочешь, чтобы мы занимались любовью, не поженившись, а это грех…
— С Робертом у тебя так и было!
— Да, но мы собирались пожениться. А с тобой это невозможно. Мы не можем пожениться, потому что некому зарегистрировать наш брак. А потом ты хочешь иметь детей, хочешь, чтобы они совершили инцест… это слишком ужасно. На этом нельзя созидать новый мир.
— У тебя есть идея получше?
— Нет. Но и твоя мне не нравится.
Френк тяжело опустился на землю, в изумлении покачал головой.
— Я просто не могу поверить тому, что сейчас происходит, — разговаривал он, похоже, сам с собой. — Последний мужчина и последняя женщина спорят о теологии, — он вскочил, охваченный гневом. — Хватит! Никаких споров, никаких дискуссий! — он сорвал с себя рубашку. — Все начнется прямо здесь, прямо сейчас. Мы положим начало новому миру. Не могут сдерживать меня моральные нормы, которые обратились в прах вместе с планетой. Теперь все буду решать я. Язык, на котором я говорю, станет языком многих поколений. Если я скажу, что вода — это эггх, во веки вечные все будут говорить эггх, не задавая вопросов. Я теперь господь бог!
— Ты сошел с ума. — Гвенн попятилась.
— Бог, если хочу им быть. Остановить меня некому. Захочу — побью тебя, и за это ты будешь меня любить. А не полюбишь — побью вновь. Так чего ты не кричишь? — он бросил рубашку на землю, надвигаясь на Гвенн. — Я — единственный, кто услышит твой крик, и мне на него наплевать.
Он расстегнул ширинку, и с ее губ сорвался сдавленный вскрик. Френк лишь рассмеялся.
— Выбирай! — проревел он. — Можешь наслаждаться, можешь ненавидеть, мне без разницы. Я — носитель спермы. Из моих чресел выйдет новое человечество…
Он замолчал, потому что земля, на которой они стояли, качнулась.
— Ты почувствовала? — спросил Френк.
Гвенн кивнула:
— Земля качнулась, словно по ней ударили.
— Другой корабль! — он быстро застегнул ширинку. Схватил рубашку, начал торопливо надевать. Гвенн взбила рукой волосы, пожалела о том, что при ней нет зеркальца.
— Кто-то ходит, — указал Френк. — Там. — Оба прислушались к шорохам под их миром. Потом послышалось тяжелое дыхание, на край земли взобрался человек. В гидрокостюме, оставлявшем открытыми только голову и руки.
Зеленого цвета.
— Он… зеленый, — вырвалось у Гвенн. К Френку дар речи еще не вернулся. Мужчина поднялся, отряхнул пыль с рук, поклонился.
— Надеюсь, не помешал.
— Нет, все в порядке, — ответила Гвенн. — Заходите.
— Почему вы зеленый? — спросил Френк.
— Я мог бы спросить, почему вы — розовые.
— Только без шуток. — Пальцы Френка сжались в кулаки. — А не то…
— Я очень сожалею, — мужчина вскинул зеленые руки и отступил на шаг. — Прошу вашего прощения. Все это очень печально как для вас, так и для меня. Я — зеленый, потому что я — не землянин. Я — инопланетянин.
— Маленький зеленый человечек! — ахнула Гвенн.
— Не такой уж я и маленький, — обиделся инопланетянин.
— Я — Френк, а она — Гвенн.
— Рад познакомиться с вами. Мое имя произнести вам будет трудно, поэтому зовите меня Роберт.
— Только не Роберт! — взвизгнула Гвенн. — Он мертв.
— Пожалуйста, извините. Нет проблем. Гораций подойдет?
— Гораций, а что, собственно, вы здесь делаете? — спросил Френк.
— Видите ли, все это довольно-таки сложно. Если позволите, я начну с самого начала…
— А как вам удалось так хорошо выучить английский? — спросила Гвенн.
— Я это тоже объясню, если вы соблаговолите меня выслушать, — и Гораций заходил взад-вперед. — Во-первых, я прилетел с далекой планеты, которая вращается вокруг звезды, отстоящей от Солнца на многие и многие парсеки. Мы проводили исследование Галактики, и мне поручили этот сектор. Ваша планета произвела на меня сильное впечатление. Как вы легко можете себе представить, зеленый — наш любимый цвет. Я установил средства мониторинга и подготовил достаточно полный отчет, естественно, с учетом ограниченного времени. На это ушло чуть больше двухсот ваших лет.
— Вы не выглядите таким стариком, — отметила Гвенн.
— Все дело в жизненных циклах, вы понимаете. Я не буду называть вам моего истинного возраста, а то, боюсь, вы мне не поверите.
— Мне — двадцать два, — сказала она.
— Как мило! А теперь позвольте продолжить. Я собрал всю информацию, необходимую для отчета, выучил несколько языков, я горжусь своими лингвистическими способностями, но мало-помалу начал приходить к ужасному выводу. Человечество… как бы это выразить… довольно-таки отвратительное творение природы.