Что, черт возьми, случилось с Митре? До поездки он никогда не был пьяницей. Два года — хороший срок, но, если допустить, что за это время он подхватил дипсоманию[1], факт остается фактом: за два года мужчина тоже должен повзрослеть на столько же.
А Митре, судя по всему, прожил с тех пор, как мы видели его в последний раз, дюжину лет. Он похудел, его волосы поседели. Он загорел, но вокруг глаз и рта залегли неприятные морщинки. И его улыбка стала вымученной, трагической. Мы быстро взглянули на него, и я поймал взгляд Фостера.
Митре, казалось, ничего не замечал. Он просто лакал выпивку, один шот за другим. Через десять минут мы увидели, как он сделал большой глоток ржаного виски, два хайбола, неразбавленный скотч и бренди. За это время он не проронил ни слова. Я начал подбирать первый вопрос.
В дверь позвонили. С тех пор непрерывно звонили весь вечер.
Квартира заполнилась. Я наблюдал за другими гостями. Все они, казалось, были искренне озадачены явным опьянением Митре; очевидно, никто не знал больше, чем мы сами.
Митре ничего не объяснил. Он продолжал пить. Несколько смущенные, остальные присоединились к нему, хотя, естественно, гораздо медленнее, что делало выходки Митре менее заметными. Но я не спускал с него глаз, удивляясь тому, как непрерывно человек может пить, не потеряв сознания.
Еще меня беспокоило эта недоговорённость. Митре много смеялся, болтал с парнями, но ни разу не упомянул о своей поездке.
Естественно, ему задали несколько дружеских вопросов, но он проигнорировал их. Это было не похоже на Грега Митре. Я немного расстроился из-за его отношения к окружающим. В конце концов, мы были друзьями. Теперь он превратил свои интересы в игрушечный кораблик и засунул его в бутылку.
Я не спускал с Митре глаз и наблюдал за ним, когда около одиннадцати в дверь позвонили. Митре, спотыкаясь, пробрался сквозь смеющуюся и болтающую толпу к двери, и я увидел, как он открыл ее. В коридоре стоял щеголеватый черноволосый мужчина с лицом латиноамериканца; увидев Митре, он поклонился и улыбнулся, показав ровные белые зубы, резко контрастировавшие со смуглостью его лица. Я наблюдал за Митре, и показалось, что я заметил в его глазах узнавание. Сквозь гул разговоров вокруг я уловил несколько слов из быстрого обмена репликами.
— Простите за беспокойство, но я подумал, что, возможно, вы захотите расстаться с предметом сейчас.
Незнакомец говорил со странным акцентом, раздражающим шипящим голосом. Внезапный гневный ответ Митре встревожил меня.
— Нет, нет, говорю вам! Я дал вам свой окончательный ответ на корабле, и он остается в силе. Вы не можете меня запугать, не можете этого сделать! Звонить больше не имело смысла.
Мужчина невозмутимо улыбнулся, хотя в его темных глазах вспыхнул огонек.
— Но я подумал, что, возможно, мое последнее сообщение заставило вас передумать.
— Вы имеете в виду вчерашний звонок?
— Нет. — В шипящем голосе слышалась насмешка. — Я имею в виду вчерашнее сообщение. Вчера вечером, после того, как вы легли спать. Прошлой ночью, когда вы хотели спать, Митре. Вы, конечно, помните сообщение, которое слышали, — игру и то, что за ней последовало?
— Нет! — крик Митре заставил зал замолчать. — Нет! Ничего не было. Ты не можешь меня так шантажировать!
— Мое сообщение будет приходить каждую ночь, Митре. Оно будет все сильнее и сильнее. Не хочу быть резким, но, если послания не сработают, мне вскоре придется отправить нечто более сильное. Я попрошу ЕГО передать последнее послание, Митре.
Митре будто бы хватил апоплексический удар.
— Убирайся! — закричал он, — Убирайся!
Улыбающийся незнакомец сделал один-единственный жест.
Мне показалось, что в его рукаве блеснуло серебро, как будто он вытащил кинжал — нет, это был какой-то стальной стержень. При виде этого Митре дико замахал руками, и незнакомец пригнулся, затем повернулся и поспешил вниз по коридору.
Мы все замерли, глядя на открытую дверь и удаляющуюся фигуру человека. Побагровевший Митре дрожал в дверях; он, казалось, совершенно не замечал нашего присутствия и отчаянно хватал ртом воздух.
А потом, в тишине, мы услышали из коридора звук. Ошибки быть не могло, мы все это слышали. В воздухе раздался тонкий, воющий свист — издалека, словно играли жуткие флейты. Митре тоже услышал.
— Танец! — потрясенно пробормотал он.
Вой усилился, и внезапно внутренним взором я заново увидел, как незнакомец вытаскивает из рукава что-то длинное и серебристое. Может, это была какая-то флейта? И не об этом ли «послании» так таинственно говорили те двое?
1