Раздался резкий звонок телефона!
В кабине было темно, когда я дрожащей рукой снял трубку. И по проводам до меня донесся пронзительный крик Митре:
— Док! Он здесь, во дворе! Я закрыл окно, а музыка все звучит, все громче и громче. В спальне темно, но я вижу статую! Она смотрит на меня, и ее глаза двигаются — останови музыку, док!
— Грег, держи себя в руках! — рявкнул я.
— Док, скорее, — она начинает махать хоботом, — в такт музыке!
Послушай, док, ты слышишь музыку — они выходят из статуи! Я вижу, как они блестят на свету — док, давай же — музыка громче, ближе…
— Грег, ради Бога!
— Док — он спускается с пьедестала … он идет за мной … я вижу бивни … он движется … док!
Раздался неописуемый крик, эхо чистого безумия. А потом по гудящему телефону я услышал эту проклятую, эту леденящую душу музыку флейты, поднимающуюся и поднимающуюся пузырящимися волнами ужаса.
Я бросил трубку и выскочил из аптеки. Мои ноги загрохотали по улице, по вестибюлю, вверх по лестнице. В руке у меня был ключ Грега, и я рывком распахнул дверь в кромешную тьму. Промчался через гостиную, а музыка обрушивалась на меня со всех сторон — торжествующие, кудахтающие ноты, которые, казалось, издевались и вопили.
Потом я оказался в спальне. Митре лежал на полу, а я зажег лампу. Музыка все еще звенела в воздухе вокруг меня, и я дико смотрел на пьедестал. Он был … пуст!
Мои глаза обратились к двери со страхом, который я не осмеливаюсь назвать, и музыка завизжала в ужасном ликовании. Я не видел марширующих розовых слонов. Их не было. Не было никаких зверей с крошечными лапами и блестящими бивнями. Но в окне…
Что-то черное двигалось в тени. Что-то темное, каменное, около восьми дюймов высотой. Что-то блеснуло в свете лампы, неуклюже проковыляло по полу, взобралось на подоконник и замерло там, словно направляемое неземной музыкой.
С улицы завизжала полицейская машина, но я едва расслышал ее из-за адской музыки, звеневшей у меня в ушах. Я едва слышал его, потому что мог только смотреть и наблюдать…
Смотреть, как это невероятное, гротескное маленькое чудовище карабкается на подоконник и одной каменной рукой поднимает окно, чтобы выбраться наружу. Видеть в свете лампы миниатюрную слоновью голову с покачивающимся каменным хоботом, маленькие красные глазки, глядящие вниз, крошечные руки, цепляющиеся за что-то, ноги, неуклюже переступающие с места на место, готовясь выпрыгнуть из окна к ожидающему внизу флейтисту.
А потом со двора донесся револьверный выстрел, и музыка резко оборвалась…
Но тут из комнаты донесся другой звук. Не от меня и не от Митры. Не знаю откуда, но это был тоненький, пронзительный звук дудочки!
Внезапно существо прыгнуло. Как только выстрел затих, оно выпрыгнуло из окна. Секунду спустя оно с грохотом упало на каменные плиты.
Я бросился к окну и непонимающим взглядом уставился на крошечную статуэтку, разбитую на сотни мелких осколков — кусочков простого камня.
Рядом лежало темное тело странного человека, чьи мертвые руки все еще сжимали серебряную дудочку. И полицейские склонились над ним и над маленькой разбитой статуэткой, которая, слава Богу, оказалась всего лишь камнем.
Я обернулась, всхлипнув от облегчения. Это была музыка — ужасные звуки, которые загипнотизировали Митре и в конце концов загипнотизировали меня. Статуэтка, должно быть, все это время стояла на подоконнике, и просто вывалилась. Галлюцинации, вызванные музыкой, заставили меня увидеть то, чего не могло быть.
Но как каменная фигурка добралась до окна?
Может быть, Митре положил ее туда, а потом она упала?
Митре лежал на полу. Что этот жестокий гипноз сделал с ним, с его безумной одержимостью живыми статуями, розовыми слонами и индуистской местью?
Я склонился над телом Грега Митре — его мертвым раскинувшимся телом.
А потом я встал и стал кричать, вопить без остановки, глядя на тело Грега Митре — на это отвратительное, изуродованное тело, покрытое синяками от каменных ног и красными отметинами от бивней маленького слона!
Красный пловец
Robert Bloch. «The Red Swimmer», 1939.
1
Капитан Люк Трич поклонился и ухмыльнулся в лучах испанского солнца, когда его высокопоставленные пассажиры поднялись по трапу. Вьющиеся надушенные волосы капитана изящно развевались на карибском ветру, теребившем изящные оборки на запястьях и у горловины его дорогого бархатного камзола.