Барахтающиеся фигуры с криками улетали за борт, когда вода отступала; ругающиеся матросы спотыкались в темноте, когда реи с грохотом разбивали палубу и каюты в щепки.
Были те, кто смог перепрыгнуть на лодки. Пятеро или шестеро спустили одну с правого борта и забрались внутрь, как раз, когда ударила новая волна. Они разбились насмерть о борт судна, когда лодка разломилась на куски под напором воды. Корабль бешено накренился. Он дал течь, и тонул — без сомнений. Трич схватил за шиворот Роджера Грота, Сальваторе, Сэмюэля Слу и еще некоторых, кого смог привести в сознание. Его приказы были краткими и взвешенными. Пираты бросились вниз, возвращаясь с пайками и кувшинами с водой. Огромный гребень волны обрушился на палубу, затем опал, и люди тут же бросились к другой лодке.
Они добрались до нее, спустили канаты и, барахтаясь в воде, отплыли как раз вовремя, чтобы спастись от ярости, хлынувшей на борт судна. Грести в этих бурлящих водах было безумием, но они вовремя оттолкнулись.
Огромный корабль уже встал на дыбы и погружался в агонию окончательного разрушения. Он поднимался и опускался, и над бурей раздавались слабые крики, когда те, кто остался позади, осознали неизбежность своей гибели. Затем, взорвавшись гейзером, вода вскипела над кораблем, ударившись о обломки мачт, прежде чем обрушиться вниз и разбить судно в щепки.
Море с грохотом обрушилось на корабль, неумолимое в своей власти. Судно поднялось, накренилось на нос и упало в гигантскую впадину, когда волна накрыла его. Корабль соскользнул в море с громким торжествующим ревом, затем вокруг него сомкнулась пенистая вода, и на том месте, где он исчез, образовалась ужасная воронка.
Трич и его люди испытали шок, хотя две последние вопящие фигуры исчезли под потоком воды и были поглощены голодными глубинами.
Потом они в полном молчании ринулись в черную бурю под оглушительный смех, и гулкий ветер насмехался над ними всю ночь.
4
На следующее утро было тихо, как в могиле, и волны с мурлыканьем бились о борт лодки, словно утолили свой голод. Усталые люди заснули с восходом солнца; Трич склонился над провизией, Роджер Грот сидел на веслах, Сальваторе растянулся на сиденье, Сэм Слу и Горлак лежали навзничь на сыром дне лодки.
Первым проснулся Горлак, либериец-гигант. Его грубое негритянское лицо сморщилось, когда он оглядел своих спящих товарищей и пустое море, в котором они дрейфовали. Затем его взгляд упал на два бочонка с водой и промасленный мешок с провизией, стоявший рядом с капитаном. Он вытянул вперед черные обезьяньи руки, шумно поел и выпил.
Трич выбрал именно этот момент, чтобы проснуться, и секунду смотрел на гиганта-негра, который сидел, рассеянно жуя кусок говядины. Затем он выругался и вытащил нож. В мгновение ока капитан бросился вперед на испуганного негра и вонзил клинок в блестящую черную колонну его жилистой шеи.
Горлак застонал от боли и сжал тело капитана в страшных объятиях. Его руки напряглись, когда Трич вырвал нож из раны на шее и снова и снова вонзал его в темную спину. Негр, гримасничая от безумной боли, сомкнул свои огромные руки на шее пирата и сомкнул их — сжал с ужасными рыданиями, пытаясь задушить врага. Затем Трич провел ножом по ребрам, сделал им серебристый взмах по дуге и выпотрошил противника. Обезьяньи лапы ослабили хватку, и капитан спихнул дергающееся тело за борт.
Оно с плеском упало и исчезло. Капитан пополз на свое место, ощупывая горло, чтобы убедиться, что все в порядке, затем тщательно вытер нож о штаны. Он поднял голову и встретился взглядом с проснувшимися товарищами. Драка произошла так быстро, что мужчины все еще терли глаза и ворчали от изумления.
— Горлаку конец, — объявил Трич резким голосом. — И черт бы побрал мои глаза и печень, но вы, псы, кончите также, если я поймаю вас на том, что вы копаетесь в провизии.
Он вынул из-за пазухи маленький камешек и принялся точить нож, многозначительно глядя на собравшихся. Они сидели неподвижно, каждый смотрел в пустое море и думал о своем.
Люк задумался вместе со всеми. В голове у него царил хаос.
Первыми его мыслями были муки сожаления, когда он вспомнил о прекрасном корабле и отличной команде, которую потерял, и, что еще более трагично, о груде слитков золота и серебра, о сундуках с драгоценностями, собранными в обмен на золотые дублоны и песо. Кроме того, два пассажира оставили ему небольшое состояние в шелках, драгоценностях и деньгах. Все было потеряно.
Он еще раз поразмыслил над своей участью: плыть по течению в бескрайнем море с тремя людьми, в открытой лодке, с водой и провизией дня на два. От этих размышлений его мысли перешли к более мрачным размышлениям. Люк Трич был практичным человеком и в придачу прожжёным материалистом, но не мог не вспомнить странные предсмертные слова испанца — того, кто претендовал на мантическое искусство. Может, этот негодяй и бредил, но он говорил об аэромантии, о власти над ветром и водой и о том, как вызвать бурю. И буря разразилась. А ведь испанец послал ему и другие проклятия…