Глава 74. Третья сила
Тяжелый серебряный кувшин мелодично звякнул о прозрачную хрустальную чашу. Багровое вино свежей кровью заискрилось в фиале, сверкнувшем в теплых лучах солнца остро выточенными гранями . Воздух, наполненный сотней ароматов луговых трав, ворвался душистым шафраном в распахнутое настежь окно, ложась на тонкий хрусталь вечерним туманом. Прощальная радуга, осияв напоследок небо, растаяла в каплях прохладной росы. Эвмел жестом отослал прислугу и подошел к окну. Ему нравилось вдыхать привычные запахи и думать о своем, глядя на заходящее солнце. Именно здесь последние месяцы он встречал почти каждый рассвет и провожал каждый закат. В дверь негромко постучали. Создатель глубоко вздохнул, чувствуя, как часто-часто забилось сердце. «Что это со мной? - подумал он. - Словно это первая встреча с женщиной. Обычная девка, ничего особенного. Обычная халарская девка». Владетель наклонился, чтобы взять со столика колокольчик. Огромное медное зеркало отразило его: золотые вьющиеся волосы, прямой, ровный нос, упрямые, сжатые губы. В уголках глаз - мелкие, едва проклюнувшиеся морщинки. Заметив их, Эвмел нахмурился и тряхнул колокольчик. Дверь распахнулась и в покои вошла Эврифея. Она постаралась на славу - точно собиралась не к Создателю, а к своему исчезнувшему супругу. В длинных черных волосах запутались серебряные нити, унизанные темными сапфирами. Тончайшая туника из полупрозрачной ткани спадала легкими волнами, подвязанная широким поясом под самой грудью. Сверху Эврифея набросила шерстяной плащ цвета глубокого аквамарина. Синие глаза - точь-в-точь как драгоценные сапфиры в волосах - смотрели почти невинно - и в то же время звали, притягивали к себе, маня окунуться в них и позабыть обо всем на свете. Их взгляды столкнулись, как две снежные лавины, наперегонки рвущиеся с горных вершин, спешащие без вести кануть в пропасть. Эвмел забыл все слова, которые приготовил заранее, забыл, как правильно следует расставлять липкую паутину, чтобы угодившая ненароком в неё муха не смогла освободиться одним махом. Эврифея поклонилась. Плащ распахнулся, и ветер из окна разгладил одежду под ним, обнимая нежное, юное тело. - Прекрасный вечер, о мудрейший Создатель, - голос её звучал глухо, точно она прикладывала неимоверные усилия, чтобы говорить. - Ты посылал за мной, и я явилась по первому зову. Эвмел ответил легким кивком. Сердце безумно колотилось, и он едва следовал нужным приличиям. - Прошу, кратия, - владыка указал на накрытый стол. - Вечер и впрямь чудесен, и мне бы хотелось разделить с тобой сегодняшнюю трапезу. Эврифея тонко улыбнулась, скрывая дрожь в пальцах, крепко ухватившихся за отвороты плаща. - Благодарю, Создатель. Это большая честь для меня. Ни одного намека на дикость, злость или ненависть. «Играет, - решил Эвмел. От него не укрылось ни одно движение молодой женщины. - Прошлый раз хотела разорвать меня в клочья, а теперь решила соблюсти все правила? Чего же она хочет? Уговорить снова начать поиски Тарта?» - Это вино сделано в Четвертом наделе, - Эвмел посмотрел на красный, переливающийся в чашах напиток. - Северный виноград не такой сладкий, как восточный, однако имеет свои достоинства. Он раскрывает свой вкус не сразу. Вначале кажется, будто вино совсем никудышное и чересчур терпкое, но после пятого-шестого глотка пробивается его истинный аромат - вот тогда и можно им наслаждаться сполна. - Я с удовольствием попробую его, - отвечала гостья, касаясь надежно спрятанного в складках плаща клинка. Живот сильно сводило от страха - страха, что она не сможет довести все до конца. Эврифея взяла заледеневшими пальцами чашу и отпила немного. - Смелее, - подбодрил Эвмел, внимательно глядя на неё. - Я желаю, кратия, чтобы ты насладилась всеми гранями вкуса. - Он, словно подавая пример, поднял свой фиал. Руки девушки задрожали ещё сильнее. Испугавшись, что выронит чашу, она приблизила хрусталь к губам и выпила всё разом до дна. Эвмел искренне засмеялся. - Эврифея! Так ты не то что распробовать, даже почувствовать аромат ягод не сумеешь. - Атлант приподнялся и вновь наполнил опустевший фиал доверху. Щеки кратии загорелись алыми пятнами. Она вновь пригубила напиток, пытаясь исправить свою оплошность. Несмотря на то, что Эврифея поела совсем недавно, вино мгновенно вскружило голову - долгие дни голода давали о себе знать. Эвмел заметил это. - Если кратия желает, она может полюбоваться закатом. Здесь это зрелище выглядит особенно прекрасно - солнце заходит дольше, чем на нижних уровнях. Эврифея согласно кивнула. Покачнувшись, она выбралась из-за стола и внезапно поняла, что силы покинули её. «О боги! Помоги мне, Матерь!» Свежий подувший ветер привел девушку в чувство. Наслаждаясь холодным воздухом, кратия замерла возле окна. Мысли начали проясняться. Эвмел неслышно подошел сзади и дотронулся до её открытого плеча. Эврифея вздрогнула от неожиданности. Создатель осторожно отодвинул растрепанные ветром волосы. Коснулся губами, вдыхая головокружительный аромат. Девушка дрожала, как осенний лист. Еще недавно месть казалась такой простой, но сейчас, когда враг был так близко, она никак не могла решиться. Её рука скользнула было под плащ, но Эвмел наклонился к уху, и горячее дыхание атланта буквально обездвижило кратию. - Прошлого не вернуть, Эврифея, - надтреснуто произнес владетель. - Но я хочу создать твое будущее. Хочу, чтобы Атлантида принадлежала нам обоим. Хочу провести с тобой церемонию. Вино выскользнуло из головы, уступая место разгорающемуся бешенству. Жар охватил грудь. Провести церемонию... Она высвободила нож и резко повернулась, метя в сердце. И, качнувшись, едва оцарапав руку правителя, бесчувственно осела на холодные плиты. Эвмел подхватил её, в изумлении глядя на выпавший со звоном на каменный пол нож. Этого он не предусмотрел. Если бы зелье подействовало чуть позже... Атлант одернул себя. Он - Создатель, и даже рана, нанесенная глупой девчонкой, вряд ли бы оказалась для него смертельной. Владыка бросил на пол свой шерстяной плащ и тихо положил на него свою гостью. Черные ресницы легли двумя чудными полукружьями, оттеняя бледное лицо. Он дотронулся до серебряного пояса - тот разошелся от одного простого движения. Даже спящая, умиротворенная, она казалась желаннее всех золотоволосых красавиц Атлантиды, которых он когда-либо знал. Не сейчас. Сначала надо закончить с тем, о чем говорил Орес. Эврифея станет его долгожданной наградой. Кратия будет спать еще долго. Проснувшись, девушка не вспомнит иного имени, кроме имени Создателя - её единственного благодетеля. Обоюдная близость будет куда как прекраснее. Он убрал ладонь со стройного тела. Вряд ли она смогла бы полюбить его, не избавившись от цепей прошлого. Всё правильно - так, как должно было быть, не встреть Тартес Эврифею раньше него. Проклятый Халар и здесь обошел атланта, подсунув свою дочь нужному архонту. Эвмел вернулся ко входу и запер двери на засов. Лучше будет, если никто, даже прислуга, не побеспокоит их. Круг уже почти готов. Пора. *** Гулкая пустота обрушилась на него со всех сторон. Мириады далеких звезд потянулись мерцающими лентами в звенящей бесконечности. Эвмел напрягся, касаясь первой силы. Творить. Он начал жадно пить её, с упоением чувствуя, как разливается по телу всемогущество, как мир подчиняется одному его жесту, как бьется в куполе Рая взмахами тысяч запертых крыльев тен психей. Поток был долог, но владетель справился и отбросил его в сторону. Разрушение. Он уже чувствовал эту силу прежде - и в криках умирающих на прежних войнах, в далеком прошлом, когда возглавлял армии, покоряющие чужеземцев, когда сжигал неразумные города, - и два дня назад, когда сияющий белым огнем меч вонзился в животы непослушных и он самолично вынул из них шары, наполненные чужой жизнью. Эвмел также отбросил её в сторону, когда почувствовал, что пресытился болью и страданием. Созидание. Об этой силе говорил Орес. Третья, самая зыбкая и пока еще недоступная ему. Несколько раз пробовал он овладеть ею, но все попытки были безуспешны. Но сейчас у Создателя иные причины на это, и, возможно, круг смилостивится над ним и дарует ранее неподвластное. Он нащупал - трепетное, слабое дыхание, отголосок, эхо, нечто неуловимое и быстрое. Схватил, накинулся, вгрызаясь в тихие струны, издающие звуки нежной печали, и впустил в себя неизведанное. Оно хлынуло шумным вод