закричала, как её руки схватили воздух. А потом... потом между ними выросла стена и пустота заполнила его, сдавила и дышать стало нечем. Он вспомнил, как огонь обжигал его тело, испепеляя нутро, как он сам стал огнем; разгоревшийся пожар был залит сочащейся кровью, проникающей сквозь каждую частицу тела. Кто бы знал, какую страшную боль архонт испытывал тогда, что бы он отдал за то, чтобы не чувствовать этого. Не чувствовать, как кожа рвется и срастается черным пеплом в рваные трещины; как ветер иссушает горло, как невыносимо хочется умереть. И если бы не Гадер, собственной персоной вытащивший брата из душного мрака, Тарт был бы обречен на вечные страдания. Тот день был последним, когда он видел Эврифею... Чуму? Нет, тогда она еще была для него Эврифеей - рассудительной, испуганной, умеющей бояться и плакать, умеющей любить и каяться, не имеющей ничего общего с русоволосой всадницей, убивающей, ненавидящей, не помнящей его. Не помнящей их. Надо было ей все рассказать с самого начала. - Дурак, - усмехнулся Брань-Тартес, не заметив, как заговорил вслух. - Она бы не поверила тебе и первым делом пошла бы к Гладу. Может быть, так было бы лучше для всех. И ему не пришлось бы сейчас висеть здесь, в кандалах, не имея возможности предотвратить её гибель. Брань заскрипел зубами. Кто ж знал, что треклятый ипсилотери так подставит его! Само воплощение Света, как оказалось, умел врать не хуже некоторых. Не надо было тащить сюда Эврифею; Глад сдох бы благополучно в плену, и они спокойно бы начали новую жизнь. К чему было вспоминать это прошлое? Зачем? Кому оно теперь нужно, когда он здесь, бессильный что-либо сделать? Эврифея не уйдет, пока не отомкнет замки на оковах Глада. А в том что она не сможет сделать этого, даже со всей своей новообретенной силой, Тартес не сомневался. Крылатые непременно воспользуются этим и убьют всадницу. А потом казнят его самого. Дорого бы он отдал за то, чтобы вернуться всего на неделю с лишним назад. Какие-то жалкие дни отделяли счастье от смерти. Он всегда любил и уважал Эвмела. Старший брат казался ему идеалом; Тарт так хотел быть похожим на него! Все, что говорил или делал Эвмел, было так мудро, так направлено на благо народа и государства. Его воспитывали с младенчества как будущего царя, он мог разумно разрешить самую трудную ситуацию, думая головой, а не сердцем! Где, когда он свернул на неправильный путь? Отчего Гадер еще тогда, в Мисре, приказал ему слушаться во всем брата? Тартес и слушался; младший из всех, всегда знал свое место и свое предназначение. И даже этот, единственный раз, когда он решил взбунтоваться, обернулся против него. Но Тарт не мог винить в этом себя; он так сильно ненавидел Эвмела после всего, что пошел бы на все, что угодно, чтобы отомстить. Не за себя. За Эврифею. За Чуму, которой стала Эврифея. Он сжал кулаки. А ведь мог бы ничего не узнать. Гадер, который привел его к всадникам, и потом бесследно исчез, отчего-то промолчал про случившееся. Хотя, может, его-то никто в это не посвящал. И если бы не сам Эвмел... ... Произошло это ровно через год, после того, как пропал Смерть. Это позже, спустя много лет, Брань понял, что Гадер, скорее всего, вел собственную игру, но тогда исчезновение архонта-всадника потрясло его не на шутку. Напоследок брат приказал ему ни под каким предлогом не рассказывать никому, что под личиной красного всадника по имени Брань скрывается атлант Тартес. Брань тогда еще усмехнулся - кто поверит ему, что он наследник исчезнувшей тысячелетия назад Атлантиды? Глад первый же обеспокоится его душевным здоровьем. Так думал Тартес до того теплого июньского вечера, когда они с Гладом затеяли бурную пьянку. Чума, как обычно, оставила их одних, предпочитая мужской компании мягкую постель. Выпили они тогда изрядно, намного больше обычного. Сильно перебравший Глад поднял тост за таинственно исчезнувшего Смерть. «Гадер все равно найдется, - думал Брань-Тартес. - Зря ты переживаешь, Глад, ты просто не знаешь, что нас, жителей Атлантиды, не так-то легко убить». Красный всадник пока еще не знал. - Мне кажется, что я лишился своей правой руки, - задумчиво и даже с какой-то тоской говорил Глад. - Смерть был незаменим. Он всегда чувствовал, когда нам грозила опасность, когда надо было свернуть в ту или иную сторону. Он по праву был старшим - хотя на деле старшим должен быть, конечно же, я. Брань заинтересованно покосился на товарища. - Почему же это? - вырвалось у него. Глад пристально посмотрел на него. И засмеялся. - Если я расскажу, то ты все равно не поверишь. И не поймешь. - А ты попробуй, - предложил Брань. Ему казалось, что нечто нереальнее его собственного секрета Глад вряд ли сможет предложить. По сравнению с прошлым красного всадника любая небылица выглядела детской сказкой. Глад вздохнул, крутя в руках полупустой бокал. - Знаешь, я так долго держал в себе все это, что почему бы и нет, - вырвалось у него. - Постоянно никому не доверять очень трудно. И еще труднее оставаться одному на один со своими страхами. Он отпил дорогое вино. - Ну что же, пожалуй, я расскажу. И лучше бы тебе в это не верить. Да, просто в это не верь. И Глад рассказал. Как он хотел только лучшего. Хотел воскресить прежнюю жизнь. Хотел блага своему народу. Как унаследовал от отца Орес и стал Хранителем Равновесия. Как открыл таинственную силу своих предков. (Правда, умолчал, где это случилось). Как ему открылось, что это он стал причиной гибели своей страны. Как построил новое царство, где жизнь должна была стать безоблачной и прекрасной. О, владетелю очень хотелось вернуть прошлое. Снять груз, боль за случившееся с себя. Брань слушал. Руки его дрожали. Ему было жалко брата. Он представил на секунду, что значит нести на себе страшную ответственность за каждого атланта, за каждую семью и каждого ребенка, родившегося в Атлантиде. Жить и осознавать, что ты стал убийцей каждого из них. Брань твердо решил, что, как только Глад договорит, он откроет ему свое имя. Эвмел будет счастлив увидеть своего младшего брата. Они восстановят прежние отношения. Больше не будет ссор. Теперь-то Тартес знает, какой ценой давалось все владыке. Он мысленно попросил у Эвмела прощения. - Очевидно, в книгу вкралась какая-то ошибка, думалось мне, - говорил Глад. Он не замолкал - казалось, ему хотелось выплеснуть все то, что хранилось в надежно запертом сознании долгие годы. - Но ошибся я. Книга говорила ясно: первый круг требует своей жертвы, второй - жертвы своей крови, а третий - чужой жертвы. Вступая во второй круг, я использовал свою кровь, как и в первый раз, справедливо полагая, что она подойдет в обоих случаях. Но жертвой оказался мой младший брат. Брань медленно поставил бокал на стол. - У тебя был младший брат? - он сделал голос максимально удивленным. - Был, - Глад, запрокинув голову, расхохотался. - Был, еще как был! И я любил его - я так считал всегда, пока мы не поссорились, и он не пропал - по моей же ошибке. Глупой, маленькой ошибке. «Ошибке, значит? Годы моих мучений - это всего лишь маленькая ошибка?» - Тартеса трясло. Хорошо, что тень от занавесок легла широкой полосой на его лицо, и старший брат не заметил, как оно исказилось от боли. Желание открыться куда-то разом пропало. - Его супруга попыталась меня убить, - в перерывах между фразами Глад неутомимо пил. - Она решила, что это я виноват в исчезновении Тарта. Потом принялась морить себя голодом. Брань под столом впился ногтями в дерево. Глад выпил еще и долил доверху. - Тебе хоть интересно? - Он посмотрел на всадника. - А то у меня такое чувство, что я зря тебе это все рассказываю. «Еще как зря, Эвмел». - Нет, что ты. Я слушаю внимательно, продолжай, - Брань изобразил вымученную улыбку, сломав второй по счету ноготь. - Она была так красива. Ты даже не представляешь себе. Мне казалось, что я схожу с ума только при одном взгляде на нее. Впрочем, так было всегда - с тех самых пор, как Тарт только познакомил нас. Но я держал себя, держал свои желания в узде, понимаешь? Еще две ногтевые пластинки пошли трещинами. - Мне все время хотелось схватить ее, унести к себе в покои и там сполна насладиться её красотой. Мы искали брата больше недели, - почему-то резко перескочил Глад. - Искали, и когда не нашли, я решил, что Тарт потерян для нас навсегда. - И что? - Брань с трудом выговорил обычные слова. - И что потом? - Я подумал, что будет правильно взять Эврифею в жены - чтобы наконец продлить наш настоящий род. Но я знал, что к моему великому сожалению, она наверняка не согласится. Тартесу очень хотелось ударить Эвмела. За каждое его слово. Усилием воли он сдерживал себя - с превеликим трудом, чтобы не встать и не наброситься на старшего брата. Глад пил и не обращал никакого внимания на всадника. - Ты, наверное, думаешь, что я сволочь, - сказал он - скорее самому себе. - Но это не так. Мне нужен был наследник, нужно было все вернуть, чтоб, ну пойми, чтоб все как раньше, как прежде! И я любил её. Ненавидел - до безумия, за то, что сводила меня с ума, и любил - до безумия. - Я позвал ее, чтобы разделить вечернюю трапезу. Эврифея согласилась - как потом выяснилось, чтобы вновь попытаться убить меня. Но она-то не знала, что я добавил в её чашу непенф, траву забвения. Возможно, все случилось бы, как я хотел, но в тот день Орес спутал все мои планы. Брань в это время, сцепив зубы, представлял себе невероятные картины страшных мучений Эвмела. Еще один бокал опуст