- И что, великана сразу парализует? - улыбнулась я. - В твоих рассуждениях есть один небольшой пробел. Если узел настолько мощный, что управляет таким количеством конечностей, то каков его объем?
- Уж не думаешь ли ты, что мы этого не предусмотрели, - отмахнулся дух. - Узел достаточно невелик, чтобы такой меч, как у твоего брата, полностью обездвижил Центимана.
- Мы? - прищурилась я. - Так значит, вы обсудили это заранее?
Велиал хранил молчание, заинтересованно разглядывая камешек под ногой.
- Мы побеседуем об этом позже, - мрачно пообещала я. - Об этом и многом другом тоже.
Дух только хмыкнул.
Брань вытворял немыслимые вещи - стойка в кувырок, перекат, прыжок, мгновенно переходящий во фляк - и Сторукий, привыкший к медленным душам, ползающим на четвереньках, промахивался в очередной раз. Со стороны это казалось странной игрой - с той лишь разницей, что здесь ставкой был наш путь наверх, к Гладу - и жизнь самого Брани. Ну, за него-то я спокойна - наш всадник всегда найдет решение даже в самой трудной ситуации. Нам оставалось только наблюдать - и пройти торжественно в дверь, когда пригласят. Меня все еще сердило, что парни совсем не принимают в расчет женскую часть отряда.
Брань и без моей уверенности был уже на волоске от цели, когда стража словно включили изнутри. Он проворно махнул по земле сразу тремя ладонями. От одной всадник увернулся, во вторую вонзил меч, но не успел его выдернуть - пальцы третьей крепко сжали красного. Мне показалось, что даже из своего убежища я услышала хруст его ребер, и сквозь гудение пламени раздался вопль моего названого брата, который тут же утонул в реве Центимана, потрясавшего раненной ладонью.
Сорвавшись с места, я бросилась к очагу, направляя все магические силы в утреннюю звезду. Оружие обожгло руку накапливающейся энергией.
- Стой! - заорал Велиал.
Ему вовсе не улыбалось потерять сразу двоих оставшихся всадников, и он, было, высунулся, но тут же отпрянул от проема, выходившего к кострищу - время демона еще не пришло.
Велиал видел, как Чума бежала к чудищу - её волосы сбились позади в длинные пряди, в них вспыхивали ало-золотые искры; на одежде красными отсветами играли языки пламени. Моргенштерн в узкой ладони раскалился добела, раня ожогами нежную кожу. Она была само воплощение ярости и гнева Апокалипсиса, - и, казалось, ничто не способно остановить всадницу.
Но Сторукий начал приподниматься, и земля под его ногами задрожала в приступе судорог. Он был огромен. Головы поднимались так высоко, что глаза на верхних из них невозможно было разглядеть. Пальцы на исполинских ладонях рефлекторно сжимались и разжимались. Придушенный Брань, зажатый в кисти колосса, обмяк.
А всадница летела вперед, стремясь навстречу своей гибели. Фигура девушки совсем потерялась в бледно-зеленом свечении - должно быть, силы, собранные из окружения, рвались наружу, желая скорее вкусить чужой крови.
Бросок - и шипящий стальной шар попал в цель. Цепь обвилась вокруг запястья гиганта, и, раздирая ткани существа, рванула вниз. Иссиня-черная жидкость фонтаном ударила из разодранных сосудов. Первенец завопил от боли - и, наконец, заметил второго врага.
Вывалившийся на землю из распластанной оторванной ладони красный был все еще жив - его горло издавало странные хрипы. Но помочь ему было некому - страшилище начало действовать.
Сторукий поменял тактику. Он перестал шарить вокруг руками, видимо, поняв, что таким образом юркого пришельца ему не поймать. Вся его туша возвышалась теперь над всадницей на добрый десяток метров. Колосс ударил одной ногой, потом второй, третьей, надеясь растоптать назойливое существо.
Чума отскочила назад. Возле костра сражаться было трудно - пепел, летевший в лицо, слепил глаза и набивался в рот. Она видела, как упал Брань, но подобраться к нему возможности не было. Размахнувшись утренней звездой, всадница вложила в удар всю свою злобу и ненависть.
Одна из рук поднялась, защищаясь, а другой гекатонхейр, заметив пропажу, поднял с земли красного, больше похожего на труп. Острые шипы вонзились в выставленную ладонь и проткнули её насквозь. Рев потряс стены подземелья. Чума отпрыгнула, тяжело дыша, и дернула свое оружие к себе. Не тут-то было - моргенштерн застрял в дыре плотно, и, когда Сторукий дернулся, второй конец выскользнул из пальцев девушки.
Но она и не подумала отступать. Как бы не кричал Падший, ему было не под силам вырвать безумную из плотных сетей её бешенства. Всадница стояла перед надвигающимся колоссом - маленькая, хрупкая, безоружная - как вдруг внезапно подняла руки, и чертоги Ада впервые за тысячи лет услышали древние слова прародителей.
Руны плелись в воздухе болотными огоньками, вспыхивая и переливаясь друг в друга, под высокий монотонный голос. Длинная тяжелая сеть сплелась тонкой паутиной перед страшным порождением Преисподней. А чудище все продолжало движение вперед - неверными, неуклюжими шагами, приближаясь к осмелившемуся напасть человечку. Вот оно дернуло десятком плеч, едва не прорвав колеблющуюся ловушку, вот мощный кулак хлестанул по сплетениям, слегка отпружинив.
Сеть только-только добралась до середины, когда гекатонхейр вспомнил о вечном голоде, и красный оказался слишком близко от прожорливого рта.
...Закончив заклинание, я открыла глаза. И увидела, как одна из голов высунула язык, обнажив крупные желтые зубы.
Смотреть на это было выше моих сил - и я уткнулась головой в горячий от близости огромного костра пол. Только не так. Сначала Глад, потом Мор, теперь и ты. Только не так! Но тут же рывком поднялась и кинулась в атаку вновь, озлобленная, в исступлении забыв, что оружие осталось там, наверху.
На моих обезумевших глазах болотные огоньки, плясавшие по сотканной паутине, вспыхнули вулканическим жаром. Центиман содрогнулся и заревел в приступе бешенства. И выпустил - его - из своих цепких пальцев.