— Никогда я этого не забуду, — рассказывал Динни. — Впереди — цепь полицейских со штыками наперевес; позади — конная полиция с саблями наголо. Они гнали народ с улиц его родного города, словно какой-то бездомный сброд. Сволочи проклятые! Ух, и чесались же у нас руки с ними сцепиться! Но мы были безоружны. А будь у нас те ружья, что мы припрятали, мы бы живо с ними разделались, перебили бы всех до единого. Ребята наседали на Мэллоки, чтобы он дал сигнал. Но Мик Мэньон и Джон Ризайд его удержали. Мэллоки повел бы нас в бой, если бы это было организовано заранее, а так вот, очертя голову, бросаться в драку он не хотел.
Выпустить арестованных под залог власти отказались, хотя за них от имени союза хлопотал отец О’Горман и некоторые другие видные горожане.
А наутро, раным-рано, после наспех созванного заседания суда приискового инспектора, арестованных впихнули в поезд и отправили во Фримантл. Весь расчет был на то, чтобы дело слушалось не в местном суде. Адвоката обвиняемых даже не известили, и он ничем не мог им помочь.
Такой вопиющий произвол вызвал новую бурю негодования.
На митинге старателей и горожан в Боулдере была принята резолюция, в которой говорилось, что «содержание на территории приисков полувоенных полицейских отрядов — мера чрезвычайно опасная и несовместимая с принципами самоуправления». Ни в одном другом австралийском штате полицию не держат под ружьем для устрашения граждан, говорили старатели.
Динни Квин взошел на трибуну. Он выразил в своем выступлении гневные чувства всех собравшихся.
— У старателей отняли их исконные права, а теперь правительство угрожает народу штыками, чтобы заставить его подчиниться грабителям. В основу горного законодательства Западной Австралии было положено законодательство Квинсленда, по которому разрешение на разработку руды дается через два года после заявки, и если россыпное золото и за это время не успеют выбрать, то срок еще увеличивается. Но спекулянты не желают ждать два года, им не терпится выпустить в Лондоне акции под свои участки — вот они и снюхались с правительством Форреста. Сначала они соглашались оставить старателям россыпи. Но, как говорится, аппетит приходит во время еды. Стоило предпринимателям получить золотоносную руду, как их потянуло на рассыпное золото. И в недобрый час правительство нарушило слово, данное народу. Даже согнав на прииски всех полицейских из Перта, оно не заставит нас подчиниться такому беззаконию.
Эта попытка «править, опираясь на силу штыков», взбудоражила все прииски; об этом только и разговору было. Горожане и старатели вспоминали слова Джона Форреста, обращенные всего несколько месяцев назад к представителям союза: «Если я приставлю вам штык к груди и скажу „сдавайтесь“, вам это вряд ли понравится».
Город бурлил, все ругали приискового инспектора, полицию и правительство. Грандиозный митинг протеста состоялся в калгурлийском загородном парке.
Мужчины, женщины и дети высыпали на улицу приветствовать демонстрацию. Старатели с Аделины прошли через весь город со знаменами и плакатами под звуки трех оркестров, а впереди на сером жеребце ехал мировой судья Патрик Уилэн. Толпа читала надписи на плакатах и кричала хором:
— Старательское золото и старательские права — старателям!
— Справедливость и правосудие для всех!
Десять тысяч горожан присоединились к демонстрации и в парке, стоя на солнцепеке, слушали ораторов, выступавших на двух трибунах. Мэр, Фимистер, Франк Воспер, Джон Кирван, отец О’Горман и Джон Ризайд выступали один за другим, обращаясь к народу. Их речи прерывались то рукоплесканиями, то гневными возгласами — народ выражал свое сочувствие старателям и осуждал правительство.
Мировой судья Уильям Бертон произнес взволновавшую всех речь:
— Я пришел сюда не для того, чтобы призывать народ к восстанию. Но у нас есть все основания возмущаться. Кто, видя зло, которое терпит народ на приисках, может остаться равнодушным? И мы заявляем: если этому не положат конец, мы будем действовать, и действовать решительно.
Все знали, что открытие золотых приисков спасло Западную Австралию, когда она стояла на краю банкротства. И тем не менее, хотя здесь было сосредоточено более половины всего населения штата, прииски, по существу, не были представлены в органах самоуправления. Платя огромные налоги, приисковые города по-прежнему страдали от недостатка воды и отсутствия электричества, нуждались в больницах и школах, не имели самых элементарных удобств и санитарных условий и то и дело становились жертвой пожаров и эпидемий. Прииски были основным источником дохода для государственной казны, и вместе с тем должны были довольствоваться самым незначительным представительством в законодательном собрании.