Иногда пришедший пес только ухмыляется и удаляется прочь. Впрочем, бывает, что он тявкнет раза два таким безразличным тоном, будто происходящее его совершенно не касается. Но не пролаять при данных обстоятельствах было бы неприлично. Делается это для поддержания чувства собственного достоинства и во избежание нарушения собачьего этикета.
Если пришедшая собака всего-навсего маленькая безобидная собачонка, она сразу же бросается наутек — от греха подальше. Если же это маленький, но задиристый песик, то он доставляет себе удовольствие насладиться беспомощной злостью врага, предварительно убедившись, что тот находится за прочной изгородью.
Забавно видеть, как огромный ньюфаундленд принюхивается с добродушной ухмылкой, в то время как пес за забором бешено лает, задыхается от ярости, брызжет пеной и дергается всем телом вплоть до последнего позвонка в хвосте.
Случается и так, что за забором находится маленькая собачка. И чем меньше эта собачонка, тем больше от нее шуму; еще бы: она отлично понимает, что ей ничто не угрожает. А иногда, как я уже сказал, пришедший пес по натуре вспыльчив, хотя и заявляет, что терпеть не может скандалов и никогда первый в драку не лезет. Такой пес очень напоминает определенный сорт людей, которые тоже заявляют, что терпеть не могут скандалов, и всегда нестерпимо вежливы и обходительны — этакой нарочитой, пренебрежительной, нагловатой, раздражающей вежливостью, вызывающей желание дать им в зубы; они никогда не затевают ссор, но уж если их заденут, лезут на рожон — дескать, их обидели — и без конца твердят, что это не они все начали.
Вспыльчивый пес разъяряется при виде беснующегося за забором сородича и заявляет ему:
— Что это ты взбеленился? Что с тобой, черт подери?
А тот отвечает:
— Да знаешь ли ты, с кем говоришь? Ты…!! Да я тебя…! — и тому подобное.
Тут второй пес выходит из себя:
— Да ты, я вижу, хуже старой паршивой бабы!
После этого они напускаются друг на друга, да так, что их слышно за несколько километров от места схватки: будто сотни пушек стреляют холостыми со скоростью восьмидесяти выстрелов в минуту. В конце концов второй пес так же горит желанием проникнуть за ограду и сожрать первого пса, как первый — вырваться наружу и выпустить кишки из пришельца.
А случись этим же двум псам встретиться на улице, они моментально найдут общий язык, могут даже сразу подружиться и клясться друг другу в вечной преданности и приглашать друг друга в гости.
Неоконченная любовная история
Брук вытащил из пазов тяжелые неуклюжие перекладины, и отощавшее стадо нехотя, словно раздумывая, двинулось к воротам, а затем медленно разбрелось среди диких яблонь у дороги. Первой из загона вышла старая добродушная рыжая корова, за ней грязно-белая, за ними два почти взрослых тощих теленка — несмотря на свой юный возраст, они, казалось, уже потеряли всякий интерес к жизни, за ними пара упитанных жизнерадостных сосунков с гладкой лоснящейся шерстью, за ними еще три усталых коровы с отвисшим выменем и впалыми боками, за ними долгоногая яловая корова, полуслепая, с одним кривым рогом и, конечно, рыжая (хозяин прозвал ее Королевой Елизаветой), — она славилась своим умением легко перемахивать через высокие изгороди; за ней следовала светло-желтая дойная корова, весьма гордая и довольная собой молодая мамаша, ее теленок и на ходу продолжал упрямо сосать, а она терпеливо тащила его за собой, не проявляя ни малейших признаков беспокойства. Шествие замыкал неизбежный красный бычок; он рыл копытами землю и глупо мычал, обнюхивая жерди изгороди.
Пятнадцать лет назад Брук не раз открывал эти ворота, может быть, вынимал из пазов эти же самые перекладины, потому что эвкалиптового дерева надолго хватает, и сейчас это напомнило ему о прошлом живее, чем ему бы хотелось. Он не любил вспоминать о безрадостной полуголодной жизни на ферме и испытывал скорее презрение, чем жалость, к несчастному неопытному подростку, одной из обязанностей которого было открывать ворота и выгонять скот.
Эти пятнадцать лет он прожил в городах и приехал сюда, движимый прежде всего чувством любопытства и еще желанием немного отдохнуть в тиши. Отец его умер, родственники разъехались, и теперь на старой ферме хозяйничал арендатор.