Брук облокотился на изгородь и смотрел на коров, о чем-то раздумывая, пока Лиззи, племянница арендатора, не выгнала из загона красного бычка и не остановилась, глядя на него сосредоточенным, серьезным взглядом (на Брука — а не на бычка); тогда Брук повернулся к ней, оперся спиной об изгородь и посмотрел на Лиззи. По правде говоря, смотреть-то было не на что: невысокая худышка лет девятнадцати, веснушчатая, бледная, с темными кудряшками, безучастным взглядом серых глаз, она казалась совсем невзрачной; цветастое платье висело на ней мешком, а на ногах болтались грубые мужские ботинки, которые были ей чересчур велики. Она «училась на учительницу», что было пределом мечтаний местной молодежи. Брук молча разглядывал ее.
Затем он отвернулся и принялся вставлять перекладины в пазы. Нижняя легко легла на место, а верхняя застряла с одного конца, будто заклинилась. Он дергал ее вверх и вниз, туда и сюда, он даже взял конец перекладины под мышку и изо всех сил потянул ее на себя; с равным успехом он мог бы пытаться выдернуть из земли столб. Тогда он поднял свободный конец как можно выше и затем отпустил его, а сам отскочил в сторону. Это подействовало, но когда он опять поднял перекладину и вставил ее в паз, она так далеко в него вошла, что другой конец упал на землю, ободрав Бруку колено. Брук тихонько ругнулся и попытался поставить перекладину на место; но теперь заклинился другой конец. Наконец перекладина благополучно легла в пазы. Тогда Брук снова повернулся к Лиззи, потирая колено.
Лиззи ни разу не улыбнулась; все это время она следила за ним с величайшей серьезностью.
— Ободрал себе колено? — спросила она равнодушно.
— Не я ободрал, а жердь мне ободрала.
Некоторое время она размышляла, потом спросила, больно ли ему.
Он коротко ответил, что нет.
— С этими противными тяжелыми перекладинами всегда трудно справиться, — заметила она после некоторого раздумья.
Брук согласился, и они двинулись к дому. На полпути была рощица, и там лежало толстое бревно. Брук остановился.
— Давай присядем отдохнем, — сказал он. — Садись, Лиззи.
Она повиновалась с самым серьезным видом. Некоторое время они молчали. Лиззи сидела, сложив руки на коленях, и задумчиво глядела на гряду дальних холмов, уже окутанную первыми сумерками. Сумерки несколько скрашивали голые холмы, как, впрочем, и весь остальной пейзаж. А когда темнота окончательно скрывала все вокруг, то жалеть об этом не приходилось. Брук гадал, о чем думает девушка. Молчание их почему-то не было неловким, но сейчас Бруку не хотелось молчать, и он заговорил.
— Завтра я уезжаю.
— Завтра?
— Да.
Она немного подумала, а потом спросила, хочется ли ему уехать.
— Не знаю. А тебе жаль, что я уезжаю, Лиззи?
Она долго думала, а потом сказала, что жаль.
Мужчина придвинулся поближе к девушке и вдруг обнял ее за талию. Внешне это ее нисколько не взволновало: она по-прежнему мечтательно глядела на далекие холмы, но голову она несколько склонила к его плечу.
— Лиззи, ты любила когда-нибудь? — и тут же добавил, предвосхищая обычный в таких случаях ответ, — конечно, не считая отца с матерью и всех родственников. — И затем прямо: — У тебя когда-нибудь был милый?
Она задумалась, словно в неуверенности; потом сказала, что не было.
Последовала продолжительная пауза; он, опытный горожанин, тяжело дышал; девушка сохраняла невозмутимость. Вдруг мужчина беспокойно задвигался и спросил:
— Лиззи! Лиззи, а ты знаешь, что такое любовь?
Она немного подумала и сказала, что, пожалуй, знает.
— Лиззи! А ты можешь полюбить меня?
На это она, видимо, не могла найти ответа. Тогда он крепко обнял ее и поцеловал в губы долгим, страстным поцелуем. Теперь волнение охватило и девушку — щеки у нее порозовели, она, дрожа, поднялась с бревна.
— Пора идти, — сказала она торопливо. — Нас ждут к чаю.
Он тоже встал, схватил ее за руки и не отпускал.
— У нас еще много времени, Лиззи.
— Ми-истер Бру-уу-к! Ли-и-иззи! Чай га-атов! — надрывался мальчишечий голос.
— Нет, правда, нам пора идти.
— Ничего, подождут немного. Не бойся, Лиззи. — Он склонился к ее лицу. — Лиззи, обними меня и поцелуй, поцелуй меня сейчас же. Ну, Лиззи, они нас не видят, — и он потянул ее за куст. — Ну, Лиззи!
Она подчинилась ему с видом испуганного ребенка.
— А теперь пойдем, — сказала она, задыхаясь после поцелуя.