Несколько ударов по костлявому хребту вывели Дублина из дремоты. Качнувшись сначала вправо, потом влево, он тронулся в путь, и вскоре маленькая погребальная процессия скрылась на дороге, которая спускалась к «городу» и кладбищу.
Примерно через полгода Боб Саукинс ненадолго уехал и вернулся с высоким бородатым молодым человеком. Уже стемнело, и они направились прямо к хижине Мэсона. Там горел свет, но на стук Боба ответа не последовало.
— Входи, не бойся, — сказал он своему спутнику.
Незнакомец толкнул скрипучую дверь и, шагнув через порог, остановился с непокрытой головой.
Над огнем кипел забытый котелок. Мэсон сидел за столом положив голову на руки.
— Отец!
Ответа не было, но в неверном свете очага незнакомцу почудилось, будто Мэсон нетерпеливо дернул плечом.
Секунду незнакомец постоял в нерешительности, потом, подойдя к столу, положил руку на плечо Мэсона и мягко сказал:
— Отец! Тебе нужен другой товарищ?
Но спящему он был не нужен — во всяком случае, в этом мире.
Г. Лоусон «Товарищ отца»
Билл и Арви с завода братьев Грайндер
На длинном цементном подоконнике у входа на вагоностроительный завод братьев Грайндер сидело в ожидании звонка, возвещавшего начало рабочего дня, человек пять-шесть подручных мальчишек, отпетых сорванцов, один из которых — Билл Андерсон, головорез лет четырнадцати — пятнадцати, был известен под кличкой «Касторка».
— А вот и наш Арви «Тронутый», — провозгласил Билл, завидев робкого, бледного и тщедушного парнишку, который появился из-за угла и остановился у входа в цех.
— Как поживают твои папа с мамой, Арви?
Мальчик не отвечал, только жался ближе к входу. Прозвенел первый звонок.
— Что у тебя сегодня на завтрак, Тронутый? Хлеб с патокой? — спросил юный сорвиголова и в назидание приятелям вырвал у того сумочку с завтраком и вытряхнул ее содержимое на тротуар.
Двери отворились. Арви подобрал свой завтрак, отбил приход и поспешил в цех.
— Эй, Тронутый, — окликнул его один из кузнецов, когда Арви проходил мимо. — Что ты думаешь о вчерашних лодочных гонках?
— Я думаю, — прорвало наконец Арви, — что лучше бы у нас в Австралии ребята поменьше думали о гонках и драках.
Рабочий уставился на него непонимающим взглядом, затем расхохотался ему в лицо и отвернулся. Кругом все заухмылялись.
— Наш Тронутый скоро совсем спятит, — заржал Билл.
— Эй, Касторка! — крикнул подручный кузнеца. — Сколько масла выпьешь за кусок табака?
— Чайную ложку.
— Две.
— Идет. Только сперва покажи табак.
— Получишь ты свой табак, не беспокойся. Чего ты испугался? Эй, ребята, идите смотреть, как Билл масло глушит.
Билл отмерил две ложки машинного масла и выпил. Он получил свой табак, а остальные получили удовольствие, глядя, как Билл, по их выражению, «глушит масло».
Прозвенел второй звонок, и Билл направился на другой конец цеха, где Арви, уже приступивший к работе, выметал стружки из-под верстака.
Юный головорез уселся на верстак, забарабанил каблуками об его ножку и засвистал. Торопиться ему было некуда, его мастер еще не пришел. Он развлекался тем, что лениво швырял в Арви щепками. Некоторое время Арви сносил это безропотно.
— Лучше бы… у нас в Австралии… — проговорил юный головорез с задумчивым, отсутствующим видом, рассматривая выбеленные балки под крышей и нащупывая у себя за спиной щепку потяжелее. — Лучше бы… у нас в Австралии… поменьше думали… о… гонках… и драках.
— Отстань, слышишь? — сказал Арви.
— Ну? А то что? — воскликнул Билл в притворном изумлении, отводя взор от потолка. Затем продолжал негодующим тоном: — Могу хоть сейчас дать по шее, если хочешь.
Арви продолжал мести. Билл перекидал все щепки, до которых смог дотянуться, и стал насвистывать «Марш мертвецов», поглядывая, как работают кругом. Потом спросил:
— Как тебя зовут, Тронутый?
Ответа не последовало.
— Ты что, не можешь ответить, когда тебя спрашивают по-хорошему? Был бы я твой отец, я бы тебя живо отучил воротить морду.
— Арви меня зовут, сам знаешь.
— Арви, и все?
— Арви Эспинолл.
Билл поднял глаза к потолку, поразмыслил, посвистал, потом вдруг сказал:
— Послушай, Тронутый, а где ты живешь?
— Тупик Джонса.
— Где?
— Тупик Джонса.
Билл коротко присвистнул.
— А какой номер дома?
— Восемь.
— Иди к черту! Врешь!
— Нет, не вру. А что тут такого? Зачем я буду тебе врать?
— А то, что мы там тоже жили. Твои старики живы?
— Мать жива, отец умер.
Билл почесал в затылке, выпятил нижнюю губу и опять задумался.
— Послушай, Арви, а отчего твой отец умер?
— Сердце. На работе упал и умер.
Билл издал протяжный многозначительный свист. Наморщив лоб, он уставился на балки под крышей, как будто думал увидеть там что-то необыкновенное. Помолчав, он сказал с расстановкой:
— И мой тоже.
Это совпадение так его поразило, что понадобилась еще почти целая минута, чтобы оно улеглось у него в голове. Потом он сказал:
— Мать небось ходит стирать?
— Да.
— И подрабатывает уборкой?
— Да.
— И моя тоже. Братья-сестры есть?
— Двое — брат и сестра.
У Билла на лице почему-то появилось облегчение.
— А у меня девять. Твои младше тебя?
— Младше.
— Хозяин дома здорово надоедает?
— Порядочно.
— Выселить грозил?
— Два раза.
Перекинувшись еще несколькими фразами в том же духе, они замолчали. Молчание длилось минуты три, и под конец оба почувствовали себя неловко.
Билл заерзал, потянулся было за щепкой, но вовремя опомнился, опять устремил взор в потолок и стал насвистывать, крутя на пальце длинную стружку, потом разорвал ее пополам, с досадой отшвырнул и вдруг буркнул:
— Знаешь что, Арви, я у тебя вчера тачку опрокинул, так я извиняюсь.
— Спасибо.
Это был нокаут в первом же раунде. Билл повертелся на верстаке, завинтил тиски, побарабанил пальцами, посвистал и, наконец, засунув руки в карманы, спрыгнул на пол.
— Вот что, Арви, — торопливо проговорил он, понизив голос. — Когда будем сегодня выходить, держись около меня. Если кто из ребят тебя тронет или скажет хоть слово, я им всыплю.
Он отошел вразвалку и скрылся за стоявшим поблизости корпусом вагона.
В этот вечер Арви задержался в цеху. Его мастер, бравший подряды на окраску вагонов, всегда старался подыскать своим мальчикам работу на двадцать минут, когда до звонка оставалось минут пять — десять. Он нанимал мальчиков потому, что они обходились дешевле, а у него было много черной работы, и, кроме того, мальчикам ничего не стоило залезать с красками и кистями под пол или под тележку, и им можно было поручать грунтовку, а также окраску платформ. Звали подрядчика Коллинс, а его подручных мальчишек называли «малютками Коллинса». На заводе смеялись, что Коллинс завел у себя в цеху ясли. Разумеется, он не нарушал закона об обязательном образовании — всем его мальчишкам «было больше четырнадцати». Некоторым не было и одиннадцати, и Коллинс им платил от пяти до десяти шиллингов в неделю. Братьям Грайндер до этого не было дела — лишь бы заказы выполнялись вовремя и дивиденды выплачивались регулярно. Каждое воскресенье Коллинс произносил проповеди в парке. Но это уже не имеет отношения к нашему рассказу.
Когда Арви вышел с завода, накрапывал дождь и все уже ушли, кроме Билла, который стоял, прислонившись спиной к столбу веранды, и старательно плевал в разорванный носок своего ботинка, что у него, надо сказать, получалось неплохо. Он поднял глаза, небрежно кивнул Арви, метнулся на дорогу, прицепился к проезжающей фуре и скрылся за поворотом. Возчик спокойно сидел за рулем, посасывая трубку и накинув на плечи мешок, не подозревая о том, что происходит у него за спиной.
Арви пошел домой с щемящим чувством в груди и роем мыслей в голове. Как это ни странно, но теперь, больше чем когда бы то ни было, ему была ненавистна мысль о том, чтобы завтра опять идти на завод. Эта новая дружба, которой он не искал и которая свалилась на него как снег на голову, вызывала в сердце бедного одинокого мальчика лишь одно смятение. Он не хотел ее.