Другой пример пристрастия Евг. Гославского к психопатологическому анализу. Евг. Гославский в двух рассказах обрисовывает быт сельских учителей, их положение среди провинциальной аристократии («Невзначай»), их отношения к учебному начальству («Заяц»). И опять общественная тема демонстрируется оригинальным образом: в качестве героев обоих рассказов выступают опять люди, стоящие вне «рядов нормальных людей».
Учитель Никита Иванович («Невзначай») – человек, как выражается сам автор, «странный».
Сын лакея и крестьянки, продававшей за деньги свою любовь обитателям помещичьего дома, с детства жертва всевозможных унижений, с детства «больной самолюбием», оторванный от своей родной крестьянской среды и не приставший вполне к лагерю интеллигенции, мечтавший о самой плодотворной просветительной миссии и разочаровавшийся в своих надеждах, тяготившийся своим положением, потому что не встречал нигде ничего, кроме, «всяческих поношений», он в глубине своего душевного мира лелеял одну странную idИe fixe, берег в своем сердце одну «святыню».
«Да-с, святыня была и у меня, – исповедуется он, – одна единственная, и тем дороже она была для меня. Всякие унижения… как бы это сказать?… Ну, всё равно: всякие лишения, нужду, все я переносил покорно. Одного я боялся… нет, одно я оберегал, хранил, нежил – это неприкосновенность моей личности… Личности в смысле физиономии!..»
До подобной idИe fixe он дошел, «по необходимости примиряясь со всевозможного рода оскорблениями» и рассуждая следующим образом:
Все эти оскорбления, дескать, неизбежны, и от них никто не уходит, да в сущности; дескать, они даже и не оскорбления, а просто житейские неприятности. Но что же тогда оскорбление, что лишает тебя чести? – возникал сам себя вопрос, – А вот то, дескать, если тебе морду побьют, как какому-нибудь хаму, вот оно, дескать, истинное оскорбление.
И подобная idИe fixe, подобное представление «о чести» было в жизни героя рассказа Евг. Гославского единственной «звездочкой»; только оно поддерживало в сельском учителе чувство человеческого достоинства. Это доказывает, что душевный мир сельского учителя находился во власти патологических элементов.
И когда Никите Ивановичу пришлось проститься со «звездочкой» своей жизни, когда то, чего он единственно боялся, совершилось, когда один помещик, во время ссоры в трактире, оскорбил его действием, Никита Иванович перенес последнюю душевную катастрофу и затем погрузился в состояние, граничащее с тихим помешательством.
Герой рассказа «Заяц», учитель Терентий Захарович, не сузил представления о ценности жизни до такой степени, как это сделал герой рассказа «Невзначай»; ненормальность его душевного мира выражается в других формах. Терентий Захарович страдает тем психическим недугом, который у современных французских патологов и психиатров известен под именем «Qatimidite» – болезненной боязливости, робости и застенчивости. Это душевнобольной того типа, который был некогда изображен Достоевским в его юношеской повести «Слабое сердце» и который так часто фигурирует теперь в рассказах Леонида Андреева.[4]
Весь рассказ посвящен описанию последовательного развития психического недуга: только с патологической точки зрения могут быть объяснены вполне такие сцены, как сцена объяснения с приехавшим в школу ревизором, когда «боязливость» Терентия Захаровича достигает поразительно колоссальных размеров, сцену занятия пением, заключительную сцену сумасшествия. Только на патологической почве могла возникнуть такая философия духовной нищеты и убожества, которую герой Евг. Гославского излагает в самом начале рассказа, и которая сводится к идеализации «заячьей» робости. «Дай мне силу львиную, а я и с ней зайцем останусь», – резюмирует Терентий Захарович свою философию. И останется он зайцем потому, что «зайца больше уважает, нежели льва» и не желает ни за что расстаться с «моральным состоянием зайца»…
Опять, имея перед собой подобных «странных» героев, читатель следит больше за их психической драмой, чем за развитием общественной тенденции, вложенной в названные рассказы.
Разработке патологического сюжета посвящен далее очень характерный для таланта Евг. Гославского рассказ «Зверок».
Героиня рассказа Зинаида Степановна выросла под кровлей помещичьего дома, где все было «страшно, темно, мутно и дико», в семье барина-самодура старого закала. От предков она унаследовала гордый, капризный и взбалмошный характер. Обстановка вечного страха, в которой она провела детские годы, способствовала ее «отчужденности от жизни», бессистемность полученного ею воспитания, а затем светская среда, в которую она попала, покинув родное гнездо, не могли пробудить в ней никаких серьезных запросов на жизнь, открыть перед ней широких горизонтов. И в заключение из нее вышла болезненно-самолюбивая, «странная какая-то, загадочная» девушка, дикаренок, «зверек», существо вполне безвольное, девушка, бессильная справиться с самой собой, мечущаяся из стороны в сторону, не могущая пристать ни к какому определенному берегу, найти определенную цель жизни, живущая исключительно порывами стихийных чувств и настроений, тоскующая по какой-то туманной недосягаемой дали и старающаяся забыться в романических побуждениях. Описание ее экзотических похождений, носящих, несомненно, патологический характер, составляет главное содержание рассказа. Евг. Гославский удаляется здесь в область pathologia sexnalis. Опять его произведение представляет интерес, главным образом, как психиатрический этюд.
4
Заметим кстати следующее; объяснять отчужденность героев Леонида Андреева от жизни, их «страх жизни и смерти» с философской точки зрения, как это сделал Н.К. Михайловский (в статье 1901 г. «Рассказы» Леонида Андреева. Страх смерти и страх жизни» – прим. комментатора А.Н.), очень и очень рискованно (если не сказать больше). Удивительно, что маститый критик, как раз более чем кто-либо, сделавший для объяснения различных литературных типов с патологической точки зрения, в данном случае изменил самому себе. А между тем, какой богатый материал для патологических исследований дают талантливо обрисованные герои рассказов Леонида Андреева! Последний факт очевиден для всякого, кто только знаком с книгами д-ра Поля Гартенберга («Les timides et la timiditè» par le d-r Paul), Дюга (Dugas L. «La timiditè»). В одном из следующих наших фельетонов мы вернемся к данной теме. –
Гартенберг Поль (1871–949) известный французский психиатр. Его труд «Les timides et la timiditè» (1901) посвящен социальным фобиям. Статья французского психиатра, филолога и философа Л.Дюга (1857–193?) «La timiditè, ètude psychologique et morale» (1898) также была посвящена возникающим в обществе страхам и тревогам, этим автором впервые был введен важнейший в социальных науках термин «деперсонализация».