Она пожала одним плечом.
— Гренделькин — это сложный и тяжелый противник. Так что одно из двух, мы или умрём, или нет. Так что шансы пятьдесят на пятьдесят, что нам придется волноваться насчет малков на обратном пути. Зачем тратить на это силы, если мы еще не знаем, будет ли это необходимо?
— Можешь звать меня сумасшедшим, но я обнаружил, что когда я размышляю над серьезными вещами, например о том, как выбраться на поверхность, это делает проще управление маленькими вещами. Например, как не сбить дыхание.
Она подняла вверх руку и сказала: — Погоди.
Я, прислушиваясь, замер. Мышь, принюхиваясь к воздуху, остановился, его уши крутились, как два маленьких радара, но он не подавал знака, что заметил поблизости опасность.
— Мы близко к его логову, — прошептала она.
Я удивленно приподнял брови. Туннель выглядел точно так же, как и тот, по которому мы шли несколько минут назад.
— Откуда ты это знаешь?
— Я могу это чувствовать, — сказала она.
— Ты можешь чувствовать?
Она двинулась вперед.
— Да. Это так я узнала, что он начал передвигаться по городу.
Я усмехнулся.
— Было бы очень мило, если бы ты заранее поделилась этой информацией.
— Уже недалеко, — сказала она. — Мы должны успеть вовремя. Идем быстрее.
Я почувствовал, как мои брови поднимаются вверх. Мышь превосходил нас двоих, когда дело касалось чисто физического восприятия, но он не показывал, что обнаруживал что-то враждебное впереди. Мои собственные чувства были настроены на восприятие всех видов сверхъестественных энергий и с тех пор, как мы спустились в Преисподнюю, я держал их настороже. Я не чувствовал активности любого вида, которая могла бы ощущаться как враждебное присутствие.
Если знание — это сила, то невежество — это слабость. При моей работе, невежество может вас убить. Гард ничего не сказала про мистическую связь между ней и этой бестией, но это наиболее вероятное объяснение того, как она может ощутить его присутствие, когда я этого не мог сделать.
Проблема была в том, что подобные виды связи по определению не могут работать в один конец. Если она может чувствовать гренделькина, было бы странно, если он, в свою очередь, не мог чувствовать её.
— Ох, подожди, — сказал я. — Если это существо знает, что мы приближаемся, мы же не хотим бежать вслепую?
— Нет времени. Оно почти готово к спариванию. — Раздражение рычащими нотками скользило в её голосе, Она взяла топор наизготовку и достала из вещмешка то, что выглядело как дорожный фонарь, после чего отбросила мешок в сторону.
Затем она запрокинула назад голову и издала крик чистого, злого вызова. Звук был такой громкий, такой дикий и неукротимый и такой примитивный, что его было неожиданно услышать от человека. В нем не было слов, но это, без сомнения был вызов. В ее крике слышалась безудержная ярость, презрении к опасности, к жизни… и к смерти. Этот боевой клич пробрал меня до дрожи, а ведь он даже не был направлен в мою сторону.
Гард зажгла свет резким поворотом запястья и оглянулась на меня через плечо. Зловещие зеленые отблески играли на её лице, создавая причудливые тени. Её ледяные глаза были широко открыты, губы сжаты в бледном ободке улыбки, такой узкой, что кровь отлила от них. Ей голос вибрировал и вызывал дрожь:
— Достаточно разговоров.
Святой Шварценеггер.
Гард была психом.
Это было реакцией не на хладнокровного, здравомыслящего профессионала, которого я видел работающим на Марконе. На самом деле я никогда не видел никого из настоящих, старой закалки, берсерков. Но этот крик.… Это было как эхо, прозвучавшее через столетья из глубины веков — из древнего, жестокого мира теперь затерянного в тумане времени.
И внезапно у меня не осталось никаких проблем с тем, чтобы поверить в её возраст. Она стояла готовая сорваться в бой — слегка покачивая топор в правой руке, держа пылающую звезду патрона в левой. Гард издала другой пронзительный крик баньши, одновременно двигаясь дальше. В бессловесном крике вызова гренделькину, озвучивая свои намеренья лучше любого количества выражений: "Я иду убить тебя".
Впереди в туннеле, что-то большое, гораздо больше, чем Гард, ответило ей глубоким, грудным, басистым рёвом, который сотрясал стены: "Приди и попробуй!"
Мои колени начали дрожать. Блин, даже Мышь остановился, слегка припав к земле с ушами, прижатыми к голове, низко повисшим хвостом. Я сомневаюсь, что выглядел более бесстрашным, чем он, но я заставил свои мозги снова заработать, выплюнул прочь нервную дрожь, и поспешил за Гард.