Прежде я должен привести себя в порядок, а потом действовать. Но что избрать – ожидание или попробовать упредить удар разгневанного мужа? Правда, был шанс, что история эта может так и заглохнуть. Не каждый захочет выставлять миру изнанку. Но рассчитывать на такой исход не приходится. Во-первых, я не желторотый птенец, который может надеяться на авось, а во-вторых, знать, что над тобой висит могущая обрушиться в любое время бадья с грязью… Невеселая перспектива… По-настоящему вины в своем поведении я не видел, хотя такому старому воробью, коим себя мню (как видно, преждевременно), попадаться на мякине не следует. И какая ситуация щекотливая… Прокурор в одной постели (буквально!) с посторонней женщиной! Я усмехнулся. Впервые за все утро во мне пробудился юмор. Мрачный юмор.
Нет, надо исповедоваться начальству. Непременно сегодня, непременно утром.
Вышел на остановке «Музей». Было без нескольких минут восемь. В гостиницу уже не успевал. И поэтому ноги сами повели меня в парикмахерскую, что расположена рядом с областной прокуратурой.
Усаживаясь в кресло перед зеркалом, я не обнаружил на лице явных следов «оргии». Правда, чуть более осунулся, синева под глазами. Но это не страшно.
Побрили меня быстро. И ощущение свежести, гладкости несколько улучшило самочувствие.
На завтрак времени уже не хватало. Я намеревался до конференции встретиться со Степаном Герасимовичем Зарубиным, прокурором области.
Рабочий день в прокуратуре официально начинался в девять. Но по случаю конференции прокурор мог заехать на службу раньше. Всегда есть бумаги и дела, которые не могут ждать весь день. Это я знал по себе.
Облпрокурора не было. И я зашел пока к прокурору следственного отдела Алексею Михайловичу Сергованцеву, тому, кто курировал наш район.
– Привет, дорогой Захар Петрович! – приветливо поднялся он.– С приездом!
– Спасибо!
– А мне сказали, что вы не приехали. Гостиница заказана еще вчера. Наша лучшая, «Центральная».
– Понимаете, застряли в пути… Заносы… Ратань.
– Намучились? Видок у вас уставший. Но это ничего…
– Степан Герасимович заедет до конференции?
– Навряд ли.– Он посмотрел на часы.– Уже половина девятого. Но все может быть.– Алексей Михайлович набрал номер телефона.– Это Сергованцев… Нету самого? А не звонил?… Не будет. Спасибо.– Он положил трубку.– Секретарь говорит, что не будет. Конечно, надо заехать за гостями…
– Из Москвы?
– Да, зампрокурора республики. Доклад у вас готов?
– Готов,– ответил я, едва сдержав кислую улыбку.
– Надо постараться не ударить лицом в грязь…
– Постараемся,– вздохнул я. И про себя подумал: «Кажется, уже ударили».– Где конференция?
– Тут недалеко. В Доме офицеров. Рядом с обкомом партии. Знаете?
– Знаю. Вы будете?
– Только на открытии… Дела,– Сергованцев опять посмотрел на часы.– Можно двигаться…
– Чемодан бы куда…
– Оставляйте здесь. Хотите, в сейф запрем.
– Все равно. Секретов нет.
Я протянул ему свой чемоданчик.
…Мы подоспели к самому открытию конференции. Я даже ни с кем из своих знакомых не перекинулся словечком. При моем состоянии это было и к лучшему.
Занял свое место президиум: областной прокурор, зампрокурора республики, инструктор обкома партии.
Открыл конференцию Степан Герасимович. Он сказал, что в стране большое внимание уделяется усовершенствованию и повышению уровня работы органов правопорядка, о роли прокуратуры в борьбе с нарушениями социалистической законности. Потом коротко охарактеризовал состояние дел у нас, отметил положительные и отрицательные стороны в практике государственных обвинителей. Затем зачитал приказ Генерального прокурора СССР о награждении ценными подарками лучших гособвинителей Рдянской области. Я оказался в их числе.
Сидевший рядом Сергованцев не удержался и шепнул мне на ухо:
– Поздравляю, Захар Петрович.
Я поблагодарил его.
После Зарубина выступил начальник отдела по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах.
Называя лучших гособвинителей области, докладчик упомянул и мою персону. Он говорил, что «участие Измайлова в процессах всегда имеет боевой, наступательный характер, а речи, произносимые без всяких шпаргалок, яркие и образные…»
По регламенту мое выступление стояло следующим. Я почувствовал – выступать не могу. Промелькнула мысль: послать в президиум записку и отказаться. Но как объяснить причину?
На трибуну я вышел на ватных ногах. Еще вчера знал свой доклад «О принципе состязательности в судебном процессе» наизусть. А сколько просидел над ним, шлифуя каждую фразу! Государственный обвинитель и адвокат, их этика и гражданский долг, объективность и пристрастие, святая ответственность перед истиной…
Я перерыл все книги в доме, подбирая яркие, интересные примеры наших дней и процессов прошлого, на которых блистали такие светила, как Кони, Плевако. Даже отыскал в городской библиотеке материалы о знаменитом диспуте Луначарского с митрополитом Веденским…
Теперь же, оказавшись перед аудиторией, ждавшей после сказанного обо мне чуть ли не чуда и не подозревающей, что творилось у меня в душе, я вдруг почувствовал, как все рушится. И пожалел об оставленном в чемодане тексте выступления: лучше бы я его зачитал.
Первые фразы кое-как припомнились. Но дальше пошло хуже. Я попытался импровизировать. Но для этого нужно вдохновение, а его, увы, не было.
Когда нет настроя, откуда-то лезут и лезут избитые штампованные фразы. Я путался, проглатывал окончания и думал лишь, как связать растекающиеся мысли, а уж про яркость, образность, за которые меня хвалили, пришлось забыть. И глаза никуда не спрячешь – передо мной пустая трибуна.
Чтобы сосредоточиться, я выбрал несколько человек в зале, которые, как мне показалось, смотрели на меня со вниманием, и обращался к ним. Но скоро моя вялая, не очень связная речь стала занимать все меньше и меньше слушателей. В зале перешептывались, улыбались. А это, в свою очередь, все больше сбивало меня.
Как дотянул до конца, не представляю. Когда вернулся на место, Сергованцев шепнул мне:
– Ничего, главное – без бумажки…
Я знал, что произнес самую худшую речь в своей жизни. Посмотрел в президиум на Зарубина. Но место между инструктором обкома и зампрокурора республики пустовало. Наверное, Степана Герасимовича вызвали. Хорошо, если он ушел с самого начала и не видел моего позора…
Зарубин появился в средине третьего доклада и перекинулся несколькими словами с работником обкома.
Я почувствовал непреодолимое желание действовать. Груз, давивший на меня, не давал покоя. Вырвав из блокнота листок, написал: «Степан Герасимович, очень прошу принять меня в любое удобное для вас время». И, свернув вчетверо, адресовал: «В президиум, тов. Зарубину С. Г.».
Бумажка пошла по рядам. Кто-то впереди поднялся к столу в президиуме, передал записку областному прокурору. Зарубин пробежал ее и, отыскав меня глазами, еле заметно кивнул.
Когда я получил назад свое послание, в уголке, как резолюция, стояло: «В 18-00».
Затем награжденным вручили ценные подарки. Вручал зампрокурора республики. Мне показалось, что, поздравляя меня, он что-то хотел сказать помимо официальной фразы. Но передумал и обошелся теми же словами, с которыми обращался к остальным. Или мне это только показалось?
Все равно коробочку с именными часами я принимал со смешанным чувством. Если бы не существовало сегодняшнего кошмарного пробуждения! Если бы…
Потом, во время перерыва, пошли поздравления знакомых и малознакомых коллег. Поздравляли, а некоторые хвалили и выступление на конференции. Видимо, приказ Генерального прокурора подействовал на воображение.
Только один человек сказал правду. Заместитель начальника отдела по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах Доронин, старейший работник облпрокуратуры. У него прошли школу многие гособвинители в области. Я всегда находил время, чтобы послушать его выступление на процессах.