Все захохотали.
— За кого же они приняли миссионера? — спросил я.
— А за мадонну… — ответил мой сосед.
— Разве среди них есть христиане?
— Да, конечно… Среди тех, которым приходится часто сталкиваться с белыми, — среди носильщиков, например. Ведь это для них пустое дело… Иные раз по десяти крестятся, — только крестик блестящий им дай. Теперь еще не так, а раньше так все бери, только этих игрушек им дай!.. Ну, а окрестили, крестик дали, больше ничего ему и не надо… Как он молился своим деревяшкам, так и продолжает молиться, разве только имена переменит: один — Христос, другой — св. Иосиф там, третий — мадонна… Да, на чем, бишь, я остановился?.. Да!.. «Белая дама! белая дама!..» И в рассыпную… Думали, значит, сама мадонна к ним на выручку явилась, — миссионеры-то напели им в уши: мы, дескать, с небом свои люди…. Ну-с, они в рассыпную, а мы, значит, в каре и вперед!.. Мадонна наша впереди дует и все благословляет, величественно эдак… Ха-ха-ха!.. А от тех и следа нет. Ну и спаслись… А потом, недели через две, снова к ним в гости нагрянули, целым отрядом, расплачиваться… Ну, тут уж им так пришлось, что…
— Ja, ja… — перебил бывший офицер, обменявшись с товарищами быстрым взглядом. — Без этого нельзя…
— Что же вы с ними сделали? — попробовал я осторожно.
Мой собеседник, поняв предостережение офицера, спохватился.
— Ну… наказали там, кого нашли виновным…
— Как наказали?..
— Да как наказывают?.. Разве все упомнишь? Деревню, кажется, спалили… Повесили двух-трех…
Я понял, что большего не добьюсь от них, и мне стало жутко: что же, значит, в действительности там было?
Я вспомнил обо всем, что приходилось раньше слышать о подвигах этих насадителей железных дорог, кабаков «и даже театров» в пустынях, и снова чувство непобедимого отвращения к этим людям поднялось во мне. Я встал из-за стола.
— Вот вы интересуетесь всем этим… — проговорил мой сосед, тоже вставая. — Пойдемте ко мне, я покажу вам кое-какие вещицы, которые я везу оттуда…
Я овладел собой и согласился, и мы поднялись в комнату немца, всю заставленную багажом.
— Большая часть их, к сожалению, запакована в этих ящиках, так что не достанешь, — сказал он. — Ну, а разная мелочь вот тут…
Он раскрыл громадный, сильно потертый чемодан и начал показывать мне разные диковинки: громадных пестрых бабочек в коробках, необыкновенно нарядную змею в спирту, великолепные рога антилопы, двух безобразных идолов, серебристые, изящные листики какого-то растения, служащие, по его словам, неграм табличками для записей, два дротика, небольшой щит, человеческий череп с дыркой во лбу и затылке.
— Негр? — спросил я, невольно содрогаясь.
— Да… — отвечал он и поспешно прибавил: — Это не я, не я… Я его в лесу нашел… Муравьи-то как обточили, — лучше всякого препаратора…
Он вытащил большую папку.
— Вот здесь несколько фотографий… — проговорил он. — Вот это мой первый дом; видите, с чего я начал? Пришлось потерпеть!.. Вот это — караван уходит внутрь страны: вот я, — похож?.. Вот мы на охоте, каковы?.. Смотрите, сколько набили, хоть лопатой греби там зверя… Вот это опять на охоте; каков экземплярчик-то?.. — спросил он, щелкая ногтем по фотографии, изображавшей трех белых, сидевших на громадном мертвом слоне, и нескольких, вооруженных копьями и ружьями, негров, стоявших вокруг. — Ну, это опять караван… Это их деревня… А вот это… тамошние прелести…
Он как-то мерзко хихикнул и подал мне фотографию. На ней были изображены две совершенно голые молоденькие негритянки в крайне непристойной позе. Одна из них как-то судорожно, неестественно отвернулась в сторону.
— Что это, как странно она держится?.. — невольно спросил я.
— А отворачивается, — стыдно!.. Еще бы, тоже женщиной, вроде человека себя считает!.. Стыдится… Ха-ха-ха!.. Сперва было ломалась — да пригрозили, ну, и того… А вот это другие… Посмотрите… Еще лучше… — проговорил он, смеясь и подавая мне пачку фотографий. — Да куда вы? Что с вами?
Я бросил бывшую в руках у меня карточку и, ничего не отвечая удивленному культуртрегеру, быстро вышел из комнаты.
В курьерском поезде
Теплая, темная, ароматная южная ночь…
Вырвавшись из мрака, к ярко освещенному дебаркадеру вокзала Монте-Карло, гремя и сверкая, подлетел, как страшное чудовище, курьерский поезд. Из залы первого класса быстро вышла группа запоздавших игроков, — было уже за полночь, — и едва успела войти в вагон, как поезд оторвался от перрона и, загремев вновь, скрылся во мраке, полном благоухания роз и цветущего апельсина.